Ружемант 5

Евгений Лисицин

Глава 1

С девчонками прощались долго и неохотно.

Белка держала за руки, смотрела в глаза.

Обнялись на дорогу.

Думал, будет гомон слов, плеяда обещаний: вместо этого слушали тишину. Ни к чему слова.

– Хочешь, приеду к тебе? – Она спросила первой, я покачал головой.

– Не хочу. Настаиваю. Как только отдохнете – давайте встретимся? Через пару-другую недель?

С пацанами в прошлой жизни прощался так же. Мечты о том, чтобы выпить пива, пойти по бабам, арендовать баню до конца дня никогда не сбывались. Встречались по новой лишь в окопах.

Отчаянно верил, что с девчонками выйдет иначе. С девчонками всегда иначе…

Вокзал. Посмотрел на медленно тянущиеся линии поездов: не захотел трястись. Спросил у Ириски про состояние счета: там красовалась какая-то баснословная сумма.

На такси до дома так точно хватит.

Таксист был приветлив, но угрюм. Битый жизнью гоблин в кепчонке, ничего лишнего.

До дома не доехал.

Гоблин выудил из кармана вонючий бычок, задумчиво сунул в рот, когда попросил остановить у магазина женской одежды. Велел ему езжать, не ждать меня – обдав на прощание бензиновым смрадом, он унесся вперед.

Продавщица поутру была сонной: не засыпала лишь по причине работающего телевизора. Глянул: как раз говорили про Вратоград. Говорящие головы экспертов точили пальцы, чтобы многозначительно пихать их в потолок, изрекать мудрые мысли о силе русского духа и оружия. Сказали: Император готовит парад победы в честь павших солдат.

Почуял себя на стыке интересных времен и перемен, не испытал по этому поводу никаких чувств. Силился вспомнить: какой у Инки размер? Ей понравится рыжее платье с оборками? А белое с рюшечками?

Из магазина заскочил в торговый центр: раскошелился на шоколад. Заглянул в «Детский мир» – приглянулся плюшевый крокодил. Спросил себя, зачем он ей? Ответа так и не нашел, но все равно купил: пусть будет.

Не спешил, ждал, когда придет лифт. В первую неделю увольнительного несся по ступенькам бегом. Сейчас чуял, что у меня все время мира.

Вспомнил, как еще вчера просыпался каждый час, в гнетущей мгле суетливо рыскал по карману. Боялся, что мятый лист вольной мне приснился.

Глянул на него и сейчас, улыбнулся. Представил, как скажу кошкодевочке, что вернулся. Не на неделю – навсегда.

Здравый смысл сомневался: а ты сумеешь? Отказаться от бешеного ритма жизни, нырнуть в мирный быт?

Сам не знал. Обещал, что попробую. Придумаю, куда вложить деньги. Позвоню девчонкам. Но все завтра, сегодня сон, вкусная еда и Инна…

Нажал на кнопку звонка раз, другой – никакого ответа. Спит, что ли? Или ушла в школу?

Ириска кашлянула, намекнула – сегодня воскресенье. Может, ушла с ночевкой к подруге? И вспомнил: она же без моего слова из дому нос боялась показать. Осмелела, пока меня не было?

Порылся в карманах – разве не брал с собой ключа?

Тот нашелся, но не там, где искал: под ковриком. Никогда не понимал этой дурной привычки, но сейчас мне на руку.

Первым, что почуял, распахнув дверь – стойкий запах пыли и духоты. Провел пальцем по крышке зеркала в прихожей, на пальце остался серый след: либо Инна совсем мышей не ловит и забила на уборку, либо…

Даже не знал, что думать: в ее комнате пусто. Пустые шкафы для белья, сиротливо ждущий хозяйку письменный стол.

Закусил губу. Настроение с праздничного перетекло в тревожное. Словно в тумане, подошел к телефону. Ириска сообщила, что в нем нет надобности: может набрать любой номер с нейрочипа.

Качнул головой – звонить будем позже, интересовал исписанный бисерным, не моим почерком блокнот.

Номер должен был быть, и он был. Обведен красной ручкой, напротив лаконичная подпись – СанСаныч.

Ириска тут же его набрала – после пары гудков по ту сторону сняли трубку. Ответил усталый женский голос.

– Можно Александра? – чувствовал себя маленьким мальчиком. По ту сторону трубки тяжко, мрачно выдохнули.

– Ох, Максим, это ты? Это тетя Валя. Горе-то какое, ты ведь и не знаешь! Горе – нету с нами больше Сашечки!

У меня все похолодело внутри.

– Две недели назад машина сбила. Ой, Максимка…

Не любил женских слез. Сухо высказал соболезнования, попрощался. Обещал найти время, чтобы заскочить на сорок дней.

Выдохнул, опустился на диван – началось в деревне утро. Плюшевый крокодил с сочувствием косил на меня желтый глаз. У кого искать, у кого спрашивать? Может, набрать Кэлису – та много знает. Или Макмамбетова: хватит денег заплатить ему за информацию…

Звонок в дверь вырвал из тяжких дум. Может, это она? Вернулась домой?

Радоваться раньше срока не стал и не зря: вместо кошкодевочки передо мной вырос здоровяк. Такие с добрыми вестями не приходят.

– Кошку драную не терял? – От него разило сивухой и луком. А еще давно немытым телом. Поигрывали мышцами не по-осеннему обнаженные широкие плечи.

Схватил его за майку-алкоголичку без лишних разговоров, затянул в квартиру.

– Мужик, ты чего? – Он опешил, когда скрутил его, ткнул мордой в пол.

– Будь хорошим мальчиком и скажи, кто и зачем тебя послал?

– Слышь, пусти! Это шутка была! Пранк!

Высвободил себе руку, схватил за указательный палец, резко дернул: ушей коснулся неприятный хруст. Здоровяк взвыл, задергался, что кастрированный кабан.

– А я вот плохо понимаю шутки. Пальцев у тебя десять, на каком ты сломаешься?

– Ты че? Да я тебя… – Он вернулся к угрозам.

Сломал еще два, один за другим. Для наглядности серьезных намерений. Он взмолился, когда взялся за четвертый, скуляще залепетал:

– Стой. Хватит, перестань! Мне всего лишь заплатили.

Ага, и наверняка сказали, что обоссусь от одного только его вида.

– Там, – хрипло пробасил он, – в заднем кармане.

Выудил из его джинсов плоскую, гибкую панель.

– Кто заплатил?

– А я знаю?

– Значит, четвертый палец лишний?

Он дико завращал глазами.

– Нет, стой! Правда, я не знаю! Мне забашляли, сказали: шутка!

– Славно посмеялись, ага? – зло ухмыльнулся. Выудил из квартиры в коридор, потащил за шиворот – здоровяк не сопротивлялся.

– Пшел! – спустил его с лестницы. Бедолага заохал, тяжко поднялся, пробубнил мне в спину, что сожжет хату. И что теперь мне всю жизнь оглядываться.

Будто думал, что ломанусь за ним следом, доходяга припустил вниз что было духу. Делать мне больше нечего…

Вернулся в квартиру, прошел на кухню, сел за стол. Помедитировал над черной пластиной: не знал, чего ждать от того, что увижу.

Выдохнул, прогнав страхи, коснулся матовой поверхности. Планшет тотчас же заработал…

Старик с нашей последней встречи совсем не изменился. Осанка, вид: все как было.

Сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Костюмчик с иголочки, трость с бриллиантом. Изумрудами пылали золотые перстни на пальцах.

Вербицкий-старший…

– Давно не виделись, господин Потапов. Желаю здравствовать вам и вашему роду!

Он постучал острым кончиком трости по лакированному полу, дерзко улыбнулся.

– Наверняка не ожидали увидеть свой дом в запустении. Позвольте заверить – так случается с каждым. Сегодня ты на коне, с шашкой в руках, завтра под конем, а шашка рубит вами обоими.

Не сразу заметил в его руках кожаный ремешок. Резко развернувшись, старик рявкнул.

– Место! Я сказал – место, блохастая погань! – и вновь обернулся ко мне, натянул на лицо елейную улыбку. – Прошу простить, сами понимаете: зверолюды. Никакой на них управы, только… крепкая рука.

По морщинистому лицу пробежало напряжение, он резко дернул поводок на себя.

До этого было противно смотреть на его представление.

Сейчас мне захотелось узнать, в какой ангар загнали Зверя Войны, и выехать, оставить от особняка Вербицких лишь развалины.

Обнаженная Инна рухнула на колени. Ошейник почти не давал ей дышать. В глазах ужас и мольба.

– Когда я говорю «место», ты должна приползать на коленях! Мне под ноги! Ясно, блохастое отродье? – Ремешок поводка плетью свистнул в воздухе, Инка сжалась от обиды, унижения и боли.

Вспомнил, как она выпотрошила одного из рушинников когтями. Сейчас же боялась пошевелиться – что они с ней сделали?

Успокоившись, Вербицкий вернулся в кресло, хлопнул себя по колену. Кто бы не снимал это видео, он взял лицо кошкодевочки крупным планом. Испуг, блестят бороздки высохших слез на щеках. Самолюбие борется с покорностью, девчонка застыла в нерешительности.

Старику, что рушил судьбы песчаными замками хватило лишь взгляда, чтобы сломить ее волю: любому носферату на зависть.

Мягко, осторожно она подошла ближе, легла на колени. Меня чуть не вывернуло от мерзкой ухмылки на морде Вербицкого. Размахнувшись ладонью, ухватил несчастную за ягодицу. Мял без осторожности, грубо и настойчиво.

– Узнаете кошечку? Должен признать, из вас никудышный владелец. Она была в дрянном состоянии. Представляете, смела ходить в школу! Я исправил этот недочет. Теперь ее единственная цель в жизни – ублажать мой взор и… просто ублажать. В остальном же хочу передать вам свои наилучшие пожелания. Если вы будете хорошо себя вести, я верну вам питомца. После соответствующей дрессировки, конечно же. Засим прощаюсь!

Изображение погасло…

Я горел яростью, как тысяча чертей.

---