– Да просто так! – раздраженно воскликнула я. – Не хочешь – можешь не ехать. Я привыкла путешествовать одна.

– Нет, я не могу тебя оставить, – рассеянно произнес он. – Просто… это все как-то неожиданно.

Лицо непроизвольно поехало от зевка, который не удалось подавить. Стоило поставить его перед фактом, как в нем тут же проскальзывала скучная суетливость. «Почему в людях так мало спонтанности?» – часто размышляла я. Но относительно Макса я была уверена в одном: если на него надавить, он будет ныть, читать нотации, но сделает что надо. А еще в этот раз мне не хотелось лететь в одиночестве. Да и друзей я никогда не выбирала.

– Марина… – Он грустно на меня посмотрел и укоризненно сказал: – Это несерьезно.

– Ты уже согласен, – поняла я.

Если честно, я до сих пор не понимаю, откуда взялся Макс. В какой-то момент я обнаружила, что рядом со мной идет высокий атлетичный блондин с влажноватым щенячьим взглядом. Кажется, мы познакомились на очередной бесперспективной вечеринке. Я удачно притягивала к себе странных незнакомцев.

Помню только, как он возник передо мной в потоке пляшущего света. Я сидела за стойкой бара и была уже довольно пьяна. До этого я познавала пределы неловкого молчания с каким-то другим парнем, который успешно смылся. Соображала я слабо – казалось, что алкоголь уже давно заменил кровь в венах. Но этот вечер оставалось спасать только бесплатной выпивкой на чужом празднике.

Музыка то глохла, то била по ушам, и я с пьяной проницательностью размышляла, что иногда жизнь похожа на карусель. Если слишком долго на ней кататься, тебя стошнит. Вообще-то я даже не была старухой. Мне только исполнилось восемнадцать, но когда чувствуешь себя погано, всегда стареешь лет на сто. Жалко только, что не умнеешь.

– Эй, ты в порядке, милая?

– Милая? – с трудом выдавила я. – Ты вообще кто?

Мелькнули сочувствующие голубые глаза, и кто-то мягко оторвал меня от стола и усадил прямо.

– Я, возможно, твой ангел-хранитель, – заговорщицки шепнул незнакомец.

– Хреновый способ знакомиться, – выдавила я и соскользнула с кресла.

Происходящее дальше я помню слабо, но Макс, как лучшая подружка, держал мне волосы, пока я блевала в унитаз следующие минут десять. С тех пор он всегда был рядом, даже когда его об этом не просили, держал не только волосы, но и мою сумку, бегал за мороженым и работал личным шофером.

– Больше не пей так много! – грозил он пальцем, и меня разбирал смех от того, настолько это действие не сочеталось с его внешностью. – Тебе не идет!

Макс учился на втором курсе по прозаичной специальности – на финансиста. Но сам он грезил о писательских лаврах, а учеба была в угоду довольно деспотичному отцу.

Его папа в свое время успешно влился в молочную индустрию страны и был одним из производителей отечественного сыра. В преемники он, разумеется, готовил Макса. Но сын почему-то тщательно это скрывал, так как профессия папы отдавала, как он выражался, «провинциальным шиком», что, однако, не мешало ему тратить «сырные» денежки абсолютно так же бестолково и в таком же большом количестве, как это делала я с деньгами своего отца. Это стало нашей единственной точкой соприкосновения.

Меня забавлял Макс. Его интеллектуальные замашки, манера преувеличивать и делать культ из ничего… При его холеной, шикарной внешности в нем отсутствовала мужественность, и он часто вел себя как изнеженная капризная девочка. От этого становилось смешно. Первое время я на полном серьезе думала, что он гей. Затем кое-что прояснилось.

Его единственная проблема заключалась в том, что он постоянно хотел казаться кем-то другим. Он маскировал это неуместной ложью о том, что живет один, а родители – в другой стране. Что его книги известны только в очень престижном кругу и он намеренно не хочет продавать их массовому читателю. Он обливался табачной ванилью от Тома Форда и напоминал чью-то упакованную мечту, и явно не мою. Но сквозь его цветистый поток слов рано или поздно начинали выстреливать фразы про пороки богатства. Словно с грубой кирпичной стены вдруг облезли обои в розочках. Я понимала, что, возможно, мы оба – две ладные подделки. Он – поверхностная богема, я – девочка поколения Whatsapp, состоящая из сохраненок лакшери. С кем нам дружить, как не с себе подобными?

Но иногда я думала, что хоть он меня и раздражает, у меня нет другой компании. Никто ведь не хочет быть один.

Поэтому я научилась воспринимать Макса как забавное недоразумение, которое сопровождает меня во время прогулок, встречает из школы на новеньком «порше» и развлекает необременительными разговорами о том о сем.

С ним можно было говорить молча.

Он задавал кучу вопросов, сам же на них отвечал или мог часами рассуждать на ему одному интересные темы, и мне оказалась удобной такая дружба. Я ничего ему о себе не рассказывала, зато он кусками ухватывал то одно, то другое и лепил, что получится. Общение с ним походило на фоновую музыку в наушниках, которую слушаешь по дороге в школу. Он расслаблял. Я лениво взирала на него из-под слегка опущенных век, катая с глупым видом жвачку во рту, и со скуки собирала в свою очередь уже его портрет, который, возможно, выходил правдивее, чем мой образ в его недописанном романе.

Соломенная копна волос как из рекламы шампуня. Кожа лучше, чем у меня. Брови постоянно домиком, от чего взгляд у него грустный и ищущий, как у потерянного щенка.

В конечном итоге я пришла к выводу, что откуда бы он ни взялся, но еще чуть-чуть, и я, пожалуй, окончательно назову его другом.

А вот кем он хотел стать для меня – не всегда было понятно. То ли претендовал на роль моего молодого человека и вел себя порой как заправский ухажер, таская мне шоколад в огромных коробках и тяжелые веники алых роз. То ли думал стать моим покровителем, оберегающим от дурного влияния внешнего мира. Правда, «папочка» из него выходил сомнительный. Мне, в общем-то, было все равно. Казалось, что от его статуса мое отношение к нему нисколько не изменится.

Затем я превратилась в его музу, и он стал делать наброски к очередному скандальному роману о золотой молодежи – к которой приписал и меня. Он мнил себя чуть ли не Бегбедером или Буковски, а я стала его кокаиновой принцессой. Вообще-то вместо наркотиков я принимала таблетки от холецистита, но о таком не пишут.

Иногда, читая его записки, я удивлялась. Он подмечал вещи, которые никогда в себе не заметишь. Увидеть себя со спины нельзя, ведь глаз на затылке нет. Это было как смотреть на свое не слишком удачное фото – вроде ты, а вроде и нет. Мне все яснее становилось, что Макс черпает с «фасада», а остальное додумывает сам.

Он постоянно старался меня разговорить. Развлекал тестами, анекдотами и своими забавными заявлениями… У меня была стандартная реакция – я только жевала и кивала. И изредка поддразнивала его своим ехидством.

Каждое появление Макса передо мной походило на кастинг, словно бы он пробовался на всевозможные роли, но я не знала, на какую его утвердить.

Таким он и остался в воспоминаниях – красивым, но пустоватым юношей без определенного назначения в моей жизни…

– Я скажу тебе, какая ты, – со звенящим триумфом первооткрывателя сообщил он.

Самолет плавно рассекал пелену розоватых облаков. Периодически закладывало уши, а в салоне стояла атмосфера тихого часа. Пассажиры, откинувшись в креслах, дремали, запрокинув назад головы и одинаково приоткрыв рты. Только в глубине салона кто-то сердито шуршал газетой.

В ушах беспрерывно звучали монологи моего почти что друга. Мы обсудили погоду, еду, его будущее, затем я иссякла и почти всю оставшуюся дорогу смотрела в иллюминатор. Его словесный поток, как обычно, не прекращался. Где-то открыли кран и забыли завернуть обратно.

Облака внизу походили на дорожки в манной каше, и начинало рябить в глазах. Хотелось уснуть, но его шепот не давал отключиться.

– Ты – дорогой капучино с пышной пенкой и шоколадной стружкой, тающей в кофейном паре. Ты – желатиновые тянучки с приторным вкусом. А еще маленькие круглые сливочные леденцы, от которых сладость во рту оседает навсегда, – оттачивал он на мне очередной приступ поэтизма.

– Меня сейчас вырвет. Откуда ты вообще набрался этой ванили? – поморщилась я.

– Просто это ты. Девочка-конфетка. Ты постоянно ешь какие-нибудь приторные тянучки, от тебя пахнет шоколадом и кофе… Я это запишу.

В последнее время эта фраза стала звучать как нешуточная угроза. Я недоуменно уставилась на него поверх чуть ли не до глаз натянутого пледа. Да что с ним не так? Как его выключить?

– Ты уверен, что такое будут читать?

– Мой выбор слов намеренный, – надулся он.

– Значит, это еще пара деталей, составляющих мой образ?

– Между прочим, да!

– О господи… давай поговорим о чем-нибудь другом. Не обо мне.

В моем голосе впервые проклюнулось нешуточное раздражение.

Макс слегка приподнял брови и произнес:

– Мне интересно говорить о тебе. Но, к сожалению, тебе не интересно говорить со мной. Это все твоя апатия, Марина.

– Хватит ставить диагнозы, – отозвалась я. – Вот приедем в Амстердам, и я оживу, поверь мне.

– Что, так сразу?

– Я обожаю этот город, Макс, – мечтательно произнесла я. – Там мой настоящий дом. Там я на своем месте. Стараюсь приезжать туда каждую весну.

– Прямо-таки каждую… Со скольких же лет?

---