Зона затопления (сборник)

Роман Сенчин

© Сенчин Р. В.

© ООО «Издательство АСТ»

Валентину Григорьевичу Распутину

Зона затопления

Глава первая. Телефонный разговор

– Привет, Володь, пять минут уделить можешь?

– Да, могу… А что случилось?

– Ничего-ничего, все нормально… Идейка тут возникла одна.

– Толя, у меня от твоих идеек всегда мороз по коже…

– Да ничего страшного. Я по Красноярскому краю езжу, и тут, оказывается, есть ГЭС-недостройчик…

– Хм, у нас, если не ошибаюсь, больше десятка таких.

– Ну вот. А эта практически готова. Процентов на шестьдесят. Бросили в начале девяностых. Плотина почти закончена, машинные залы… В общем, довести до ума ничего не стоит.

– Знаю я твое «ничего не стоит».

– Нет-нет, Володь, на этот раз действительно! Вложиться, конечно, придется, но не так чтобы…

– А зачем? Нам электричества не хватает, что ли? Ты сам докладывал о мощностях…

– Смотря на что, Володь… Если рекламу и елочки расцветить, то – да. Но… Электричество можно и продавать… иностранным партнерам. Там Китай недалече, уверен, они заинтересуются.

– Китайцы сами полсотни электростанций строят.

– Ничего, им мало не будет… Алюминиевый завод поставим. Алюминий везде востребован…

– Тебе бы лишь торговать.

– Ну, без этого нельзя – рынок. А главное-то не в этом, Володь.

– А в чем?

– Понимаешь, Володь, пуск новой ГЭС, причем мощной, стратегической, – это такой имиджевый плюс! Сколько лет, типа, всё разрушали да разрушали, высасывали советское наследство, а вот теперь взяли и созиднули в конце концов. Сами, своими руками!.. А, как?

– Не знаю… Разумно, конечно…

– А то! Толя плохого не посоветует.

– Еще бы…

– Так как, принимаешь предложение?

– Хм, такие вопросы так не решаются. Не телефонный разговор…

– Да почему? Наоборот, телефонный. Для этого телефоны и изобрели… Не с грамоткой месяц скакать с берегов Енисея… Давай, Володя, так: я набросаю указ, а ты потом глянешь…

– Какой указ?

– Ну, типа, «О мерах по социально-экономическому развитию Красноярского края». И главным пунктом сделаем пуск ГЭС, строительство алюминиевого завода. Типа, это даст ощутимый толчок развитию… Человечкам работу дадим. Смотреть страшно на них. Болтаются…

– А что за место вообще? Национальный округ какой-нибудь?

– Нет-нет, русские!

– Ну, хоть это нормально. А то опять вони не оберешься: оленьи пастбища портим, традиционный уклад нарушаем…

– Это твоих нефтяников дела. У меня чисто: электроэнергия. Плотина, пруд, и погнал вырабатывать…

– Да уж… И что, переселять кого-то придется?

– В смысле?

– Ну – пруд. Знаю я эти пруды со Швейцарию.

– Там уж в восьмидесятые почти всех переселили. Осталось тысяч пять. Маргиналы да пенсы. Еще несколько колоний – специально в свое время туда на поселение отправляли, территорию под водохранилище готовить.

– И как, приготовили?

– Да говорю: почти все готово. Я бы к тебе с со-мнительным проектом и не совался… Давай, Володь, дай отмашку.

– И кто будет доводить до ума?

– В плане денег?

– Ну а в каком еще?..

– Часть мое РАО будет вкладывать, часть, думаю, надо на Олежку повесить.

– На какого Олежку?

– Ну, на Баняску. Он же у нас алюминиевым королем назначен. Хочет еще алюминия – пускай инвестирует.

– Заартачится. Ему и существующих заводов хватает.

– От возможности расти никто не отказывался. Тем более можно надавить. У тебя ведь на него много накоплено. Не захочет – поедет или в Европу от дел отдыхать, или в Забайкалье куда-нибудь шить носки. Прецеденты-то есть.

– У меня на всех накоплено…

– Да понимаю, понимаю. У меня тоже, кстати… Ну, в правильном смысле… К тому же Олежек меня киданул недавно, надо, чтоб отработал.

– И что, у вас хватит собственных средств ГЭС построить?

– Достроить, Володь, до-стро-ить. Все только рады будут, благодарны. Без дураков!.. А деньги найдем…

– Угу, в госбюджете. Или в стабфонде. Алёша истерику закатит.

– Гарантирую, туда не полезем. В крайнем случае воспользуемся английским правом…

– Это что еще?

– Ну, это долго объяснять… Сложный экономический термин…

– Так-так, началось.

– Нет, Володь, никаких этих самых, как тут в Сибири говорят. Всё в рамках рыночной экономики… Алло?

– Думаю… А кому будет принадлежать ГЭС в итоге?

– А кому у нас все принадлежит, Володь?.. Всё будет правильно. И Михал Иваныча не забудем.

– Но-но!

– А что, все мы люди, Володь. Ничто человеческое не должно быть нам чуждо… Но в первую очередь нужно думать об общем деле. Мы ведь хотим видеть Россию встроенной в общемировое пространство.

– У, перестань… Вообще-то, конечно, если верить твоим словам, проект интересный.

– И интересный, и полезный. Тебе, Володь, в первую очередь полезный. Войдешь в историю России… Алло, Володь, ты куда пропал?

– Что ж, можно попробовать.

– «Попробовать»… Это слово должно исчезнуть из твоего лексикона. Нужно тверже быть. «Решить», «сделать», «реализовать»!

– Все-все, перестань. И так голова пухнет.

– В общем, пишу рыбу указа, а ты Баняску подготовь. Пускай впрягается.

– Может, посоветоваться, собрать специалистов?

– Да что ж это?! Советская власть десять лет уж кончилась, а ты все – «посоветоваться». Скажи еще, политбюро собрать. Дело надо делать, Володь, а не советоваться… Ты для дела Россию на руки поднял.

– Толя, я устал тебя слушать. Даю добро, и – пока.

– Спасибо! До связи!

Глава вторая. В чужую землю

В первых числах сентября умерла Наталья Сергеевна Привалихина.

Лето проковырялась на огороде, до заморозков успела всё, кроме капусты, убрать, просушить, засахарить и засолить, спустить в подполье, а потом упала на крыльце. Долго лежала, собираясь с силами и соображая, куда ей – в избу или за ограду. Конечно, лучше в избу, лечь на койку… А если уже не поднимется? И будет лежать без воды, обмарается; а умрет, так и запахнет, весь дом пропитается мертвым. Люди-то неизвестно когда хватятся… Рано или поздно, конечно, заметят, что что-то давно ее не видать, придут, а она уж… Носы позажимают.

И потому, как немного отлегло, Наталья Сергеевна встала на карачки и поползла по двору к калитке. Куры наблюдали за ней, а петух возмущенно вскрикнул и дернул шеей… Добравшись, цепляясь за жердину, скобу ручки, она поднялась, открыла калитку, высунулась на улицу.

Этот кусочек мира был ей знаком до незамечаемости. Каждый день, больше полувека, как переехала сюда к мужу, она выходила через эту калитку со двора то за водой к колодцу, то в магазин, то выгоняла корову, то звала сначала детей, а потом внуков есть. И вроде не видела и́збы вдоль улицы, заборы, ворота, траву, но, если менялась хоть какая-нибудь мелочь – отваливалась штакетина в палисаднике у Мерзляковых, или наличники у Гусиных покрывались свежей краской, или скашивалась крапива вдоль чьего-то забора, – это сразу бросалось в глаза, и потом мысли долго возвращались к этой мелочи: «Надо своему сказать, чтоб подбил ограду… крапиву срезать… надо краску достать да тоже покрасить – облупилась… Через неделю покрашу – сразу не надо, скажут: “Наташка очнулась, когда другие сделали…”»

И сейчас она стояла, покачиваясь, в проеме калитки, держась одной рукой за скобу, другой – за деревянный ящик для почты (сильно на него опираться боялась – рассыплется), и жадно смотрела на эти две видимые ей избы по правую сторону, на серые глухие заборы, на красные листья черемухи в палисадниках, на темно-зеленые, почти синие шапки сосен на пригорке, где было кладбище…

Конец улицы упирался в реку, на берегу были мостки. Их каждый май ломало, корежило ледоходом, и мужики потом без ворчания, как нечто естественное, что не сделать невозможно, их восстанавливали… Женщины полоскали на мостках белье, брали воду для скотины и бани, а раньше – пока не появились насосы, которые по трубам и шлангам гнали ее почти по всем дворам деревни, – и для огорода… Мужики с мостков рыбачили; раньше хорошо рыба шла – ельцов и за рыбу не считали, а радовались ленкам, хариусу. Часто и таймень попадался.

Был случай давно-давно: старуха Гусина, покойница, а тогда молодая, жулькала постирушки, а сын годовалый на берегу играл. На траве. Берег покатый, вода мелкая, заводь – течения нет… Гусина полоскала-полоскала, глаза поднимает – ребенок исчез. Бегала искала, все дно ощупала – не нашла… Мужики сбежались, до темноты чесали реку… Потом старики сказали: «Таймень утащил». И как-то все, и Гусина тоже, не то чтоб успокоились, а притихли: да, дескать, если таймень утащил, то ничего не поделаешь.

Лет пятьдесят назад это случилось, а словно года три назад. И Наталья Сергеевна сейчас почувствовала себя той почти девчонкой, которая только-только оторвалась от родителей, познала мужчину, а теперь вот, видя горе соседки, поняла, что постоянно надо быть настороже, ребенок может кануть и так – в двух шагах от матери, спокойно играющий на травке…

---