Я смотрю на тебя в упор, ты поднимаешь руки, сдаваясь.

– Не стреляй!

Хихикаешь, а я хочу, чтобы твои соски снова напряглись.

– «Западное побережье» обязательно прочту, а «Отчаянные характеры» уже, наверное, наизусть знаю. Это для друга.

– Ясно, – киваю я, а в мозгу загорается красная лампочка. Для друга!

– Только он ее, наверное, и не прочтет… Зато хоть лишний экземпляр продастся.

– Да.

Я готов набить морду этому уроду. Возможно, это твой брат, или отец, или сосед-гей, но ты назвала его другом. Я утыкаюсь в калькулятор.

– Тридцать один доллар пятьдесят один цент.

– Ого! Вот почему все переходят на электронные книги, – вздыхаешь ты, раскрываешь свой поросяче-розовый кошелек и вручаешь мне кредитку, хотя я вижу, что у тебя достаточно наличных. Значит, ты хочешь, чтобы я узнал твое имя. Намек понял. Выхватываю карточку. Молчание затягивается. Черт, почему я не поставил сегодня музыку? И в голову ничего не приходит. У тебя нет парня. Точно. Иначе б тебе не надо было покупать второй экземпляр Фокс, он мог бы взять твой.

– Пожалуйста. – Я протягиваю чек.

– Спасибо, – шепчешь ты. – У вас классный магазин.

Ставишь подпись. Твое имя – Джиневра Бек. Очень поэтично – ну у тебя родители и придурки… Джиневра! Серьезно?

– Спасибо, Джиневра.

– Все зовут меня Бек. Джиневра – слишком длинно и вычурно.

– Ого, Бек, я представлял тебя гораздо брутальнее. Всегда хотел сказать, альбом «Митнайт вулчэрс» – просто чума.

Ты забираешь пакет с книжками, не отводя взгляда, потому что хочешь видеть, как я смотрю на тебя.

– Да-да, Голдберг.

Ты прочитала мое имя на бейджике.

– Все зовут меня Джо. Голдберг – слишком длинно и вычурно.

Мы смеемся. Я тебе тоже понравился, иначе ты не стала бы читать мое имя.

– Может, и «Западное побережье» прихватишь?

– Нет, берегу ее на потом, она у меня в отдельном списке – для дома престарелых.

– Что-то типа «успеть перед смертью»?

– Нет, совсем другое. Это не про то, чтобы хоть раз прыгнуть с парашютом или побывать в Нигерии, а скорее прочитать «Западное побережье», посмотреть «Криминальное чтиво», послушать последний альбом «Дафт панк»…

– Не могу представить тебя в доме престарелых.

Ты краснеешь. Точь-в-точь невинный поросенок из «Паутинки Шарлотты». Я окончательно влюбляюсь.

– Пожелаешь мне хорошего дня?

– Хорошего дня, Бек.

Улыбаешься.

– Спасибо, Джо.

Ты пришла сюда не за книгами, Бек. Ты называла меня по имени. Улыбалась, слушала, болтала. И расплатилась не наличными или дебетовой картой. На чеке осталась твоя подпись. Вот она, передо мной. Я прижимаю палец к еще влажным чернилам, и твое имя отпечатывается у меня на коже.

2

Я узнал об Эдварде Эстлине Каммингсе так же, как большинство моих наиболее чутких и умных сверстников: из самой романтичной сцены в одном из самых романтичных фильмов всех времен: «Ханна и ее сестры» Вуди Аллена, где ньюйоркец-интеллектуал Элиотт (в исполнении Майкла Кейна) признается в любви сестре своей жены (в исполнении Барбары Херши). Ему нельзя действовать в открытую, поэтому он караулит девушку и подстраивает случайную встречу на улице. Тонко, умно, романтично – ради любви можно потрудиться. Вместе они идут в книжный магазин – улавливаете параллель? – где он покупает ей книгу Э. Э. Каммингса и просит прочитать стихотворение на странице сто двенадцать.

Потом нам показывают, как она сидит одна у себя на кровати с книгой, а он стоит у себя в ванной и думает о ней. Мы слышим, как она читает. Моя любимая строчка: «Ни у кого, ни у дождя даже, нет таких маленьких рук».

Кроме тебя, Бек. За эти несколько дней я узнал все. Ты часто пускаешь в ход свои маленькие ручки, и это вновь напомнило мне о «Ханне и ее сестрах»: в одной из сцен Миа Фэрроу дразнит Вуди Аллена, что безудержная мастурбация его загубит. С тобой, я надеюсь, такого не случится.

Проблема лишь в том, что нас вряд ли поймут. Узнай кто-нибудь, что ты кончаешь по три раза за ночь в полном одиночестве, а я наблюдаю за тобой также в полном одиночестве, и меня сочтут извращенцем. Однако люди в большинстве своем – конченые идиоты, которые любят дешевые секреты и ни разу не слышали про Полу Фокс и «Ханну и ее сестер». Так что, Бек, к черту этих уродов, верно?

Мне нравится, что ты предпочитаешь справляться сама, а не наполняешь свой дом и вагину чередой убогих придурков. Ты – живое опровержение тошнотворной банальщины о засилье беспорядочных половых связей. У тебя есть принципы, и имя твое – Джиневра. Ты ждешь того самого – Единственного. Готов спорить, так и говоришь про себя «Единственный», когда мечтаешь о нем. Обо мне. Люди нетерпеливы, они хотят все и сразу, а ты – с такими маленькими руками – готова ждать.

Да будет благословенно имя твое. На наше счастье, в мире оказалась не так уж много Джиневр Бек. Точнее, всего одна.

Первое, что я должен был выяснить, – откуда ты родом, и, хвала Интернету, теперь, Бек, я знаю о тебе все. Найти твой профиль в «Твиттере» не составило труда:

«Джиневра Бек

@TheUnRealBeck

Не держу невысказанных мыслей. Сочиняю истории. Читаю истории. Болтаю с незнакомцами. Нантакет^[1] – мой дом, Нью-Йорк – содом».

На других сайтах нашлись откровенные посты (или эссе, как ты их называешь) в блогах, недвусмысленные дневниковые записи (или рассказы) и пронзительные стихи.

Ты писательница. Родилась и выросла в Нантакете. Отпускаешь шуточки про островное кровосмешение (но сама к нему отношения не имеешь), мореплавание (хотя сама боишься кораблей) и героин (твой отец кололся). У тебя дружная семья, потому что все живут порознь. Тебе трудно приходится в городе, где никто никого не знает, хотя ты и переехала сюда уже четыре года назад, поступив в Брауновский университет. Была зачислена каким-то чудом из списка ожидания и сама до сих пор не веришь своей удаче. Любишь поленту и злаковые батончики со вкусом вишневого пирога. Не фотографируешь еду и концерты, но «Инстраграм» ведешь – выкладываешь старые снимки отца и свои детские фото. У тебя есть брат Клайд – ого, да твои родители точно чокнутые – и сестра Аня – нет, ну реально чокнутые, только немного иначе, чем я вначале предполагал. Согласно кадастровым записям, родительский дом всегда принадлежал твоей семье. Твои предки были фермерами, и ты любишь по случаю упомянуть, что они обжили Нантакет, а не просто осели в нем. Сплошные уточнения, предупреждения и оговорки, как на пачке сигарет, – многовато для профессионального литератора.

Аня живет на острове и никуда уезжать не собирается. Хочет только гулять по пляжу и наблюдать, как волны туристов со сменой сезонов то затопляют остров, то откатывают от него. Она совсем тронулась из-за отца. Ты постоянно пишешь о ней в своих рассказах, выставляя то мальчиком, то слепой старухой, то однажды потерявшейся белкой. Но меня не обманешь: ты думаешь о ней. Завидуешь ей. Жалеешь ее. И все потому, что у нее нет амбиций.

Клайд – из вас старший. К нему перешел семейный бизнес: островная служба такси. Он женат, имеет двоих детей и не колется, максимум покуривает. Это видно по его фотографии в местной газете: крепкий, загорелый среднестатистический американец, добровольный пожарный и добропорядочный гражданин. Родись ты первой, возможно, бизнес перешел бы к тебе. Однако все сложилось иначе. Ты – классический средний ребенок: хорошо училась в школе и с детства подавала большие надежды.

Все же Интернет – великое изобретение. Через час после нашего знакомства ты написала твит:

«Я пахну чизбургерами. #CornerBistro_меня_полнит».

И знаешь, на секунду я засомневался. А вдруг я тебя не зацепил? Ты ведь не написала обо мне, о нашем разговоре ни слова. И еще эта приписка в «Инстаграме» – «болтаю с незнакомцами». Неужели я для тебя никто, пустое место? Ты даже про книжный магазин не упомянула. Черт, подумал я, а вдруг мне просто показалось? И между нами ничего не произошло, никакой химии… Но потом, как следует изучив тебя, понял: ты никогда не пишешь о том, что действительно важно. Ты просто не хочешь делить меня со своими фолловерами. В Инете ты как на сцене, так что если молчишь, значит, бережешь. Значит, хочешь. И возможно, даже больше, чем я предполагаю, поскольку сейчас твоя маленькая ручка снова скользит вниз.

Твой адрес я тоже нашел в Интернете. И он меня поначалу, честно говоря, сильно озадачил. Дом пятьдесят один по Бэнк-стрит. Ты что, мать твою, издеваешься? Этот тихий район, прямо за Гудзоном, – квинтэссенция Нью-Йорка; там того и гляди наткнешься на Эдит Уортон под ручку с Труменом Капоте, переходящих улицу с кофе в бумажных стаканчиках, – румяненьких и живых, будто только вынутых из формалина. Там живут проститутки и умер Сид Вишес – давно, еще когда нынешние красотки плавали эмбрионами в околоплодных водах и Манхэттен был клевым местом. Но ты-то как туда попала? Я смотрю, как ты перекладываешь быстрорастворимую овсянку в пластиковый контейнер, и приношу свои извинения: квартирку ты не насосала. Благословенный Интернет наставил меня на путь истинный. Вот твой твит:

«Я, конечно, не @AnnaKendrick47, однако повторю за ней: люблю вас, клевые чудилы из @BrownstoneBiasedLottery. До встречи, Бэнк-стрит».