– Ты все-таки решил помочь, – посмотрела я на бывшего студента. Ничем мне, в принципе, не обязанного. Отношений между нами тоже особых не было. Приятельствовали – не больше…

– Я не люблю хоронить хороших людей. Если бы ты знала, Ника, как я ненавижу кладбища… Только жаль, что сделать больше не могу…

– Ты и так сделал много.

– Только поезжайте туда, где вас никогда не было. Телефоны – свой и детские – дома оставь. Ноутбук. Карты банковские тоже. Деньги… Только наличка. Вот – держи. Немного. Что есть. С Богом…

Он обнял меня, забрал ключи. Выдал мою сумку с переднего сиденья. Сел за руль моего «пыжика», поерзал, отодвигая кресло.

– Жуть какая! Как ты тут помещаешься? – сказал он в открытое окно.

Сдал назад.

– Кто же тебе этот мальчик? – задал он вопрос, понимая, что я не отвечу, и уехал.

Его огромный «УАЗ» так и остался на перекрестке, особо не прижатый к обочине.

Я покачала головой и отправилась домой через банк. Надо было снять всю наличку.

– Ваше сиятельство, – сказала я, как только открыла дверь дома, – вас, похоже, обнаружили. Как будем скрываться? Нам надо такое место, которое никак нельзя было бы связать с вами или со мной…

Глава 2

Ночь. Глухая, черная осенняя ночь. Дорога, которая из-за темени кажется жутковатой. Нервный, дергающийся свет фар встречных машин. И дикое нервное напряжение. Ощущаю себя дичью, которую загоняют охотники. И ладно бы была одна… Но на заднем сиденье сопят мальчики – заснули. Один мой. Другой – тоже, наверное, теперь мой. По крайней мере, я не смогла отдать его тем, кто за ним охотится. Как его мать не смогла в свое время пройти мимо покореженной машины, в которой умирал маленький ребенок. Мой ребенок.

Мелкий, мерно моросящий дождь упрямо и как-то жалобно просился внутрь машины. Дворники работали с трудом и скрипом. Я внимательно смотрела на дорогу, старалась ни о чем не думать, но мысли все равно текли, унося в воспоминания…

Виктор всегда любил скорость, адреналин и риск. Поэтому и машину мой бывший муж всегда водил так, словно речь шла о выигрыше в «Формуле-1». Молодой, красивый, спортивный, с насмешливым прищуром синих глаз. Из очень обеспеченной семьи. Насмешливое фырканье в моем исполнении в день нашего знакомства он воспринял как вызов. А вызов ему кидать не смели. Никто. Осада была недолгой. Я по прошествии лет отмечаю это со стыдом. Романтика, чтоб ее… Кипящая страсть. Дурь молодости.

Получилось все закономерно – крайне беременная невеста в девятнадцать лет. Поджатые губы моих родителей. Вся семья Виктора, включая его самого, практически в трансе – они познакомились с моим папенькой. А он в гневе… Это не то, что я бы рекомендовала для долгой и счастливой жизни. Полковник ФСБ на генеральской должности… Он объявил торжественно: свадьбе быть. Внука ему рожать. Так все и получилось. Моя мама – честь ей и хвала – бросила все дела, но в университете я практически ни дня не пропустила. Кстати, рожать меня увозили с родного исторического факультета. Сразу после сдачи последнего экзамена летней сессии…

А когда Павлику было почти два года, мы попали в аварию. Виктор вел «бэху» в своей обычной манере.

– Кольцевая – это для того, чтобы погонять! – говорил муж как раз в тот момент, когда мы вынеслись со стороны города и встраивались в поток машин. – Скорость – классная, двести. Смотри, как офигенски получилось, зад чуть закинуло. А ты чего плетешься!!!! Нет, смотри, выпрутся на Кольцевую и плетутся!

Он чуть сильнее, чем было необходимо, выкрутил руль, пошел на обгон – и мы цепанули тот самый автомобильчик, водитель которого взбесил моего мужа.

Я кричала, сын хрипел, железки и пластмасски сминались. Скрежет. Визг шин. Машина словно попала в водоворот, собрав на себя все проезжающие автомобили…

Когда все закончилось, я не могла пошевелиться. Голова была расплющена о подушку безопасности, из носа шла кровь. Ног и позвоночника, по ощущениям, не было вовсе. Только боль. И самое страшное, я уже не слышала дыхания сына.

– Помогите… Пожалуйста… – Я не могла кричать. Я могла едва слышно хрипеть. – Во имя всего святого, помогите…

Впервые за последние двенадцать лет я не испытывала паники, снова и снова вспоминая то, что произошло дальше… Наконец-то я могла с уверенностью сказать сама себе: «Нет, Ника, тебе не померещилось, ты не была в обмороке, все, что ты вспоминаешь сейчас, было на самом деле!» Легче не стало, наоборот, проблем прибавилось, и все-таки осознавать, что с тобой все в порядке, – ни с чем не сравнимое удовольствие! До сего момента эти воспоминания мучили и терзали… Смутными сомнениями…

Дверь машины вырвали, словно она была из бумаги. До сих пор в мельчайших подробностях помню длинные, легкие, будто прозрачные пальцы, тяжелые кольца, узкий рукав, закрывающий руку до костяшек… Помню, как сверкнуло золото вышивки, отражаясь в темно-карих глазах. Огромных, внимательных и… очень грустных. Золотые искорки, правильные черты лица, волны мягких каштановых волос, тонкая талия, перехваченная широким поясом со странным, но очень красивым узором, который почему-то отделился от хрупкой фигуры и поплыл на меня… Все это медленно исчезало из сознания…

– Сын… – все же шевельнулись мои губы, – сын…

– Надо же. Тоже мальчик. Сколько ему? – доброжелательно поинтересовалась незнакомка, словно мы встретились не в покореженной машине, а на какой-нибудь встрече новоиспеченных мамаш.

– Два. Скоро будет…

– Будет, – кивнула женщина. – Обязательно будет. Как и моему.

Я не видела, что она делает, слышала только мелодичное пришептывание на непонятном языке.

Потом заплакал Паша – горько и обиженно. Перепугано. Но сильно.

– Так, – тяжело дыша, проговорила женщина. – Все. Времени доработать до конца нет, но ничего. Шпагу в руки возьмет – и все разработается. Теперь вы. А то покалеченной маме без ног тяжело будет за таким сильным мальчиком бегать…

На мой лоб опускается теплая ладонь. Раздается мелодия непонятных слов – только более громкая, требовательная. Боль отпускает.

– Вот так-то лучше, – тихо говорит женщина. Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня. –   Зачем вам такой мужчина?

И она брезгливо кивает на потерявшего сознание Виктора.

– У него только лоб разбит – и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов – разрабатывайте кисть. Не могу я задерживаться… Пора.

И она исчезла.

В тот же день, как только нас отпустили из больницы, а сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали, я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови – как же, ее мальчик под следствием, а я бегу – и ушла.

Виктор особо не расстроился.

– Любви между нами особой не было, – пожал он плечами. – По залету – это и есть по залету… Да и скучная ты. Драйва с тобой рядом никакого. Ботан.

Я смотрела на него и не понимала себя. Чем я думала? Где были мои глаза? Рядом со мной был мальчишка, который не умел ценить жизнь – ни свою, ни чужую. Ни даже жизнь своего сына.

Отец помог отделаться моему экс-супругу условным сроком – мне досталась квартира. Преподавать в Академии МВД я стала, будучи еще аспиранткой, потом защитила кандидатскую диссертацию. В восемь лет отвела Пашку на фехтование. Брали мальчишек постарше, но я уговорила. И через несколько лет сын выиграл первенство города, потом стал третьим в своей категории на России и попал в первую десятку олимпийского резерва. И понеслось… Соревнования, тренировки, репетиторы почти по всем предметам, чтобы не отставать в школе. Спасибо родителям – и моим, и Виктора: лагеря, мастер-классы и очень дорогую экипировку они брали на себя. Объяснять никому ничего, слава богу, мне ни разу не пришлось. Паша так был увлечен этим видом спорта, что все были уверены – заниматься фехтованием захотел он сам.

Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это причиняло боль… Каждый раз, когда наблюдала за тем, как легко, грациозно, на самом деле молниеносно сын делал выпад и неестественно выворачивал кисть… Почему-то лично для меня это выглядело как в замедленной съемке. Я снова слышала голос… Видела тонкие руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.

---