Ярость мутанта уступила место грустному безразличию, и я снял руку с ножа. Разбираться со мной Хащщ передумал, и это радовало. Ибо не уверен я, что даже с помощью «Бритвы» справлюсь с ктулху, который с помощью Кольца Черного сталкера стал разумным, словно настоящий человек. Бывали, конечно, в моей биографии битвы с представителями его породы, но то, что я после них оставался в живых, это чистое везение. И не более того.

– До конца, не до конца – посмотрим, – уклончиво сказал я. – Жизнь покажет.

– Ладно, – вздохнул Хащщ, поправляя свой автомат Калашникова, висящий на плече. – И что это за Зона?

– Та, откуда я пришел изначально, – сказал я. – Во всяком случае, очень надеюсь на это.

– А время какое?

– Надеюсь, что мы не опоздали, – сказал я, доставая свой старенький, видавший виды КПК. Включил, подождал, пока загрузится, посмотрел на дату, что высветилась на дисплее. И кивнул.

– Успели.

– К чему успели? – с легким раздражением в голосе поинтересовался Хащщ.

– К началу старой истории, – сказал я. – Которую надо изменить.

– Ни хрена не понимаю, – покачал головой ктулху.

– Долго объяснять, – пожал плечами я. – Идти надо.

– Далеко?

– В Припять, – ответил я.

Лесник открыл глаза.

Он лежал на бетонном полу. Сверху нависал потолок, сваренный из ржавых стальных балок. Лесник отлично видел пятна коррозии, местами проевшие железо чуть не насквозь, и даже стальные заклепки, державшиеся на честном слове. В последние годы зрение стало подводить – но не сейчас. Несмотря на полумрак зала, детали высокого потолка были превосходно различимы, словно лесник смотрел через прибор ночного видения с шестикратным увеличением.

Но прибора не было, он всё видел своими глазами. А еще не было ломоты в костях, вечной спутницы пожилого сталкера, много лет прожившего в сыром, холодном помещении. Усталости тоже как не бывало. И раздирающей боли в руке, простреленной бандитами, тоже не чувствовалось.

Лесник попытался встать – и у него это получилось неожиданно легко, словно ему вновь было восемнадцать лет. Потрясающее ощущение вернувшейся молодости, которое он успел позабыть за долгие годы.

Он осмотрелся, припоминая, как оказался здесь, в зале Монумента.

Ну да, однажды к нему пришло осознание того, что больше не может он один поддерживать порядок в Зоне, что молодые беспредельщики сильнее, быстрее и наглее, и не будет на них управы, как ни старайся. Что жизнь, в общем-то, прожита зря, так как многие уже смеются над его попытками сохранить Зону от людей, растаскивающих ее по кусочкам, и что не нужна никому его самоотверженная работа, кроме него самого и, может быть, Зоны, в чем он уже не был уверен…

И тогда лесник решился. Собрал рюкзак, взял старую верную винтовку-трехлинейку и пошел к Монументу, чтобы наверняка узнать, нужен ли он Зоне. Или умереть. Это уж как получится.

Он дошел, безжалостно убивая по пути тех, кто пытался встать у него на пути. Да, эти люди и мутанты были частью Зоны, но для того, чтобы организм оставался здоровым, порой нужно выреза́ть из него больные части. И лесник делал это привычной рукой, словно хирург, что по локоть в чужой крови совершает благое дело. Убивать тех, кто пытается убить тебя, это не преступление перед Зоной, а необходимость. Иначе кто будет охранять ее от всякой нечисти, если лесника убьют? Правильно, никто. Поэтому он стрелял, колол штыком, бил прикладом – и вот наконец оказался там, куда дошли очень немногие.

И Монумент выполнил его желание!

Лесник потрогал простреленную руку, задрал окровавленный рукав.

Раны не было. Рука и рука, такая же, как всегда.

Не веря своим глазам, лесник осторожно провел по ней пальцами. Нет ранения, будто и не было его никогда.

Тут бы и обрадоваться этому факту, но что-то было не так.

Лесник нажал на руку сильнее. В одном месте, в другом. Пробежался пальцами по предплечью, останавливаясь в точках, которые он знал наизусть.

Но поиски оказались тщетными. Пульс отсутствовал. Да и сама рука была холодной, словно бетонный пол, на котором он только что лежал.

Лесник невольно застонал. Ведь знал же, что Монумент исполняет желания так, как сам того пожелает! Но кто ж думал, что аномалия расщедрится и выполнит оба сразу? И вот теперь он – грёбаный зомби. Безмозглая тварь с примитивным набором инстинктов и воспоминаний, оставшихся в гниющих мозгах.

Хотя… Почему безмозглая? С мыслями вроде всё в порядке, как и прежде в голове ворочаются. Рана вон тоже заросла, что для живых мертвецов нехарактерно – у тех отверстия от пуль в теле остаются, при этом не мешая ходячим трупам жить своей странной и жуткой полурастительной жизнью. Стало быть, если даже Монумент и превратил его в зомби, то либо в какого-то сильно другого, либо просто не пришло еще его время гнить заживо.

– Ладно, примем это как факт, – пробормотал себе в бороду лесник, отметив при этом, что и речь у него нисколько не пострадала.

А вот с силой что, которую Монумент пообещал?

Он повернулся к аномалии, словно ища у нее ответа на свой вопрос.

Но сверкающая глыба была безмолвна. Она одинаково равнодушно изливала свой мертвенно-лазурный свет на окружающие ее бетонные обломки, гнутые стальные балки, истлевшие трупы, едва прикрытые гнилой одеждой, – и на человека с винтовкой, который надеялся получить ответы на свои вопросы… от аномалии.

Не глупо ли?

Леснику всё больше казалось, что его разговор с Монументом был просто бредом, следствием температуры, поднявшейся из-за ранения. А что отверстие от пули зажило, словно его и не было никогда, так это ж Зона, мало ли чего в ней не бывает. Может, свет, идущий от Монумента, целебным оказался. Ладно, а пульса тогда почему нет?

Мозг лихорадочно искал объяснения произошедшему, пытаясь впихнуть его в привычные, понятные рамки. Для людей это нормально, а то ж иначе так можно с ума сойти, ища ответы – и не находя их…

Для людей.

Лесник усмехнулся. Хватит уже трястись от страха. Не солидно это, не по-сталкерски. Ну изменила тебя Зона, и что? Будто до этого она тебя не меняла. Может, не так резко, не так заметно, но каждому известно, что старожилы этих мест все поголовно мутанты в большей или меньшей степени. Так чего бояться? Главное – жив, даже если и фактически мертв. А сила…

Это надо проверить.

Рука привычно потянулась за пазуху, достать артефакт, с помощью которого ранее лесник пытался пробить портал к Монументу – но не вышло. Не пожелал арт сверлить легкий путь, только нагрелся так, что в руках не удержать стало. А как остыл, вообще в бесполезную каменюку превратился, без признаков жизни. Так, может, он сейчас энергии от Монумента поднабрался и выведет обратно, чтоб снова не спотыкаться об трупы в коридорах Саркофага, рискуя вновь нарваться на пулю от мародеров?

Потянулась – и остановилась на полпути. Разве ж это сила, когда дырки в пространстве артефактом сверлишь? Так, сноровка, не более. Сила – это когда сам. Своими руками.

И больше по наитию, чем согласно здравому размышлению, лесник размахнулся – и рубанул напряженной ладонью по воздуху, будто мечом рассекал висевшую перед ним картину.

И картина поддалась.

Миг – и прямо перед лесником повисла дыра в пространстве, слабо фосфоресцирующая по краям холодными лазурными сполохами, так похожими на мертвое сияние Монумента. И там, за этой дырой, виднелась знакомая серая трава Зоны, темный лес вдали и кусочек набрякшего дождем неба, похожего на потемневший от гнилых испарений потолок каменного склепа.

Лесник потер ладонь, слегка занывшую от удара, наскоро связал перебитый пулей ремень, закинул винтовку за спину и шагнул вперед. Теперь у него не было сомнений. Он нужен Зоне. Она избрала его своим защитником, наградила силой, а может, даже бессмертием – и он оправдает ее доверие.

Пожилой сталкер был слишком занят собственными мыслями и не заметил, что из-за кучи бетонных обломков за ним тихонько наблюдает существо, очень старающееся быть незаметным. Оно пришло сюда в поисках еды, питаясь трупами, которые всегда в изобилии валяются на дорогах, ведущих к Монументу. Пришло – и прижилось в этом зале, куда пища сама приходила, по своей воле… И оставалась здесь навечно.

Но не только легкая добыча была причиной появления здесь существа, умеющего успешно скрываться даже от таких опытных сталкеров, как лесник.

Просто у существа тоже было желание. Очень сильное. Оно хотело общаться с единственным человеком, к которому испытывало теплые чувства. Не мысленными картинками, значение которых тот понимал далеко не всегда, а по-настоящему. Как люди. Когда то, что ты хочешь сказать, понимается на сто процентов, без вариантов.

Так называемое шестое чувство было развито у существа лучше, чем у твердолобых хомо. Еще только придя в этот зал, оно почувствовало, что нравится огромной сверкающей аномалии, которая была очень одинока. Людей она не любила и играла с ними очень жестоко. А вот к существу сразу прониклась чем-то теплым и светлым, что оно сразу почувствовало. И желание его исполнила легко и с удовольствием, словно Старший брат, подаривший младшему желанную игрушку. На, забавляйся, только останься здесь подольше. А я буду греть тебя своим холодным светом, который сделаю немного теплее.

---