P. S. Я все еще люблю тебя

Дженни Хан

Логану.

Мы только познакомились, но я уже люблю тебя.

«Она была рада, что уютный дом, и мама с папой, и камин, и музыка были сейчас. Их нельзя забыть, думала она, потому что они сейчас.

Они не могут быть давно».

Лора Инглз-Уайлдер, «Маленький домик в больших лесах»

«Время – самое длинное расстояние между двумя местами».

Теннесси Уильямс, «Стеклянный зверинец»

Jenny Han

P. S. I STILL LOVE YOU

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Folio Literary Management, LLC и Prava I Prevodi International Literary Agency.

Text copyright © 2015 by Jenny Han

Jacket photograph copyright © 2015 by Douglas Lyle Thompson

© Д. Селивестрова, перевод на русский язык, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Дорогой Питер,

Я скучаю. Прошло всего пять дней, но я скучаю так, будто прошло пять лет. Может, я просто боюсь, что это конец и что мы никогда больше не будем разговаривать. Да, мы будем здороваться на уроке химии и в коридорах школы, но будет ли все так, как раньше? Мне от этого очень грустно. Я чувствую, что могла бы сказать тебе что угодно. Думаю, ты тоже это чувствуешь. Я на это надеюсь.

В общем, я прямо сейчас скажу тебе это «что угодно», пока не растеряла всю храбрость. Меня напугало то, что случилось между нами в джакузи. Для тебя это был лишь еще один день из жизни Питера, но для меня это значило гораздо большее, и именно это меня напугало. Даже не то, что все говорили о нас и обо мне, а то, что это вообще случилось. Что все было так просто, и что мне понравилось. Я испугалась и сорвалась на тебя, за что мне очень стыдно.

И прости, что я не защитила тебя перед Джошем на концерте. Я должна была. Я многое тебе должна. Я должна тебе гораздо больше, чем это. До сих пор не могу поверить, что ты пришел и принес печенье с изюмом. Кстати, ты был такой милый в этом свитере. И я не подлизываюсь. Я серьезно.

Иногда ты мне так нравишься, что просто сил нет. Это чувство переполняет меня с головы до ног и вот-вот польется через край. Ты мне так нравишься, что я не знаю, что с этим делать. От мысли о том, что я снова тебя увижу, мое сердце бьется как сумасшедшее. А потом, когда ты смотришь на меня так, как ты это делаешь, я чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.

То, что Джош говорил о тебе, неправда. Ты не тащишь меня на дно. Наоборот. Ты создаешь меня заново. Ты подарил мне первую любовную историю, Питер. Пожалуйста, не дай ей закончиться так скоро.

1

Китти все утро капризничает, а папа и Марго, похоже, мучаются постновогодним похмельем. Ну а я что? У меня перед глазами летают сердечки, а письмо в кармане пальто грозится прожечь дыру.

Пока мы обуваемся, Китти все еще пытается увильнуть от необходимости надевать ханбок^[1] к тете Кэрри и дяде Виктору.

– Посмотрите на рукава! Они мне едва до локтей достают!

– Так и должно быть, – отвечает папа неубедительно.

Китти показывает на нас с Марго.

– Тогда почему у них длина нормальная? – спрашивает она.

Ханбоки нам привезла бабушка из ее последней поездки в Корею. Марго достались желтая блузка и салатовая юбка. Моя блузка была розово-бежевой, с ярко-розовым бантом. Объемная, похожая на колокол юбка струилась до пола, тогда как юбка Китти едва прикрывала ей лодыжки.

– Мы не виноваты, что ты растешь, как сорняк! – говорю я, сражаясь с бантом.

Правильно повязать бант сложнее всего. Чтобы разобраться, что к чему, мне пришлось несколько раз пересмотреть видео в Интернете, но он все равно получился кривым и жалким.

– И юбка у меня короткая! – ворчит сестренка, приподнимая подол.

На самом деле Китти терпеть не может надевать ханбок только потому, что ходить в нем нужно очень аккуратно, одной рукой придерживая юбку, чтобы вся конструкция не развалилась.

– Ваши кузины тоже будут в ханбоках, и это очень порадует бабушку, – говорит папа, потирая виски. – Разговор окончен.

В машине Китти без перерыва бормочет: «Ненавижу Новый год», и у всех, кроме меня, портится настроение. Марго и так уже была не в лучшем расположении духа, потому что ей пришлось встать на рассвете, чтобы вовремя вернуться домой от друзей. Похмелье, вероятно, тоже сделало свое дело. А вот мое настроение ничто не может испортить: меня даже нет с ними в машине. Я нахожусь в другом мире, думая о своем письме Питеру. Достаточно ли оно искреннее? Как и когда я его передам? Что он ответит? Что это будет значить? Бросить его в почтовый ящик или подсунуть в шкафчик? Когда мы снова увидимся, улыбнется ли он, пытаясь обратить все в шутку и смягчить напряжение? Или сделает вид, что ничего не получал, чтобы не говорить об этом? Такой вариант был бы самым ужасным. Но я напоминаю себе, что, несмотря на все, Питер добрый и милый, и он не поступит так жестоко ни за что на свете. В этом я точно уверена.

– О чем ты задумалась? – спрашивает Китти.

Я ее едва слышу.

– Эй!

Я закрываю глаза и притворяюсь спящей. Все, что я вижу, – это лицо Питера. Я точно не знаю, чего от него хочу и к чему готова. Будет ли это «ты-мой-парень-я-твоя-девушка-все-очень-серьезно» любовь? Или просто случайные поцелуи, как раньше? Или что-то среднее? В одном я уверена наверняка: я не могу выбросить из головы его лицо. Как он улыбается, называя меня по имени, и как рядом с ним я порой забываю дышать.

Разумеется, приехав к тете Кэрри и дяде Питеру, мы обнаруживаем, что никто, кроме нас, не надел ханбоки. Китти так старается не накричать на папу, что вся багровеет, а мы с Марго испепеляем его взглядом. Знал бы он, какое это мучение, целый день ходить в этой тряпке! Но потом бабушка награждает меня одобрительной улыбкой, и я успокаиваюсь.

Пока мы разуваемся и снимаем пальто в прихожей, я шепчу Китти:

– Может, нам дадут больше денег за то, что мы так оделись?

– Девочки, вы прелестно выглядите! – восклицает тетя Кэрри, обнимая нас. – А вот Хэйвен отказалась надевать ханбок.

Хэйвен закатывает глаза.

– Мне нравится твоя прическа! – говорит она Марго.

Хэйвен всего на пару месяцев старше меня, но считает себя гораздо более взрослой и постоянно пытается подружиться с Марго.

Мы начинаем с поклонов. В корейской культуре в первый день нового года нужно кланяться старшим, желая им удачи в будущем году, а в ответ они дают тебе деньги. Очередь идет от старшего к младшему, поэтому бабушка садится на диван первой. Сначала ей кланяются тетя Кэрри и дядя Виктор, потом папа и так далее. Китти, как самая младшая, идет последней. Когда папа садится на диван и получает свои поклоны, рядом с ним остается одинокая диванная подушка, которая лежит там каждый Новый год, с тех пор как умерла мама. У меня защемляет в груди от того, как папа сидит там один, бодро улыбается и раздает десятидолларовые купюры. Бабушка многозначительно перехватывает мой взгляд, и я знаю, что она думает о том же. Когда приходит моя очередь кланяться, я встаю на колени, складываю ладони перед лицом и клянусь, что в следующем году папа не будет сидеть на диване один.

Мы получаем десять долларов от тети Кэрри и дяди Виктора, десять от папы, десять от тети Мин и дяди Сэма, которые на самом деле нам не дядя с тетей, а троюродные брат и сестра. Или супердвоюродные? В общем, они мамины кузены. Бабушка дает нам по двадцатке. Никто не заплатил нам больше за то, что мы были в ханбоках, но в целом выручка получилась неплохая. В прошлом году все родственники ограничились пятерками.

Далее в программе у нас суп из рисовых лепешек, который приносит удачу. Еще тетя Кэрри испекла гороховые пирожки и настояла на том, чтобы каждый их попробовал, хоть никто из нас не горел желанием. Ее близнецы, Гарри и Леон, наши четвероюродные братья (или двоюродные братья в квадрате?), отказались от супа с пирогами и уплетают куриные наггетсы, сидя перед телевизором. За обеденным столом не всем хватило места, поэтому мы с Китти сидим в кухне на табуретах и лишь слушаем доносящийся из столовой смех.

Сделав первый глоток супа, я загадываю желание. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у нас с Питером все получится.

– Почему моя миска с супом меньше, чем у остальных? – шепчет мне Китти.

– Потому что ты самая младшая.

– А почему нам не дали кимчи?

– Потому что тетя Кэрри считает, что мы его не любим, ведь мы только наполовину корейцы.

– Попроси кимчи, – шепчет Китти.

И я иду просить, скорее для себя, чем для нее.

Когда взрослые садятся пить кофе, мы с Хэйвен и Марго идем в комнату Хэйвен, а Китти увязывается за нами. Обычно моя младшая сестра играет с близнецами, но в этот раз она хватает Смитти, йоркширского терьера тети Кэрри, и идет с нами наверх, как все девочки.

У Хэйвен по всей комнате развешаны плакаты инди-музыкантов, о большинстве которых я даже не слышала. Она их постоянно меняет. Я вижу один новый, группы «Бель и Себастьян», напечатанный на бумаге в виде джинсовой ткани.

– Классный! – замечаю я.

– Я как раз собиралась его поменять, – говорит Хэйвен. – Можешь взять себе, если хочешь.

Я вежливо отказываюсь. Я же знаю, что она предлагает лишь для того, чтобы почувствовать свое превосходство.