Она пошла вдоль забора, все ускоряя шаг, и вскоре увидела калитку – простую деревянную калитку, без единого замка или засова. Остановилась, толкнула калитку рукой – та тихо скрипнула, открываясь.

– Великолепно, – одобрил мужчина. – Разрешите войти?

Она кивнула.

Сразу за калиткой стояли два куста сирени, дальше начинались деревья. Все тот же грецкий орех, инжир, со сложными резными листьями, несколько пирамидальных туй, можжевельник. Между деревьями шла неширокая каменная дорожка, покрытая плитняком, и она пошла по этой дорожке, а мужчина последовал за ней. Один поворот, другой – через несколько секунд деревья расступились, и они вышли к дому.

– Прекрасно, – удовлетворенно заметил мужчина, оглядывая дом. – Просто прекрасно. Лучшего и желать нельзя.

Она тоже посмотрела на дом, и мысленно согласилась с ним. Действительно, лучшего пожелать было действительно нельзя. Если бы она когда-нибудь мечтала о доме, то придумала бы себе именно такой.

Дом оказался двухэтажным – нижний этаж каменный, верхний деревянный – и старым. Очень старым. Дерево второго этажа потемневшее, обветрившееся, но крепкое и надежное. Камень первого – светлый, похожий на травертин. Окна… она задумалась. Окон много, каждое в красивом резном наличнике (почему-то наличники выглядели немного неуместно, но она в тот момент не поняла, почему), некоторые окна оплетал дикий виноград. Размеры дома определялись с трудом – сейчас она могла бы поклясться, что дом небольшой, но когда они подходили, он словно бы казался многим больше. Интересно, как такое возможно? Вроде бы окон наверху было шесть… или пять? А сейчас всего четыре. Ладно, с этим можно разобраться позже. Наверное, можно. Если вообще потребуется разбираться.

Перед домом обнаружилась каменная площадка, выложенная все тем же плитняком, на которую и выходила дорожка, над площадкой был выстроен легкий навес, по нему вился виноград – старые лозы, крупные грозди, розовые, белые.

А еще у дома росли цветы – в двух невысоких каменных вазонах она приметила два крупных розовых куста. Желтый и алый. Кусты, усыпанные цветами, благоухали так, что начинала кружиться голова.

– Очень приятное место, – констатировал мужчина, присаживаясь на лавку, стоящую под навесом на краю площадки. – Ну что, зайдем?

– Конечно, – она кивнула. – Вот только ключ…

– Ключ? – он прищурился. – Вы уверены, что он вам понадобится?

– Мне показалось… – она нахмурилась. – Да в общем, кажется, не уверена.

– Тогда открывайте, – распорядился мужчина.

Сразу за дверью их встретила тишина и прохлада полутемного холла – она привычно протянула руку вправо, и повернула рукоятку черного эбонитового выключателя. Под потолком загорелась лампочка, слабая, ватт на двадцать пять, вставлена эта лампочка была в светильник, который на секунду заставил ее замереть, удивившись – под потолком висела старая керосиновая лампа, переделанная в электрическую. Она отпустила, наконец, рукоятку, и сделала шаг вперед.

– Мне можно войти? – спросил мужчина. Он всё еще стоял в светлом дверном проеме, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал за ней.

– Да, входите, – отозвалась она, – вот вешалка… если она вам нужна.

– Нет, – хмыкнул мужчина. – Какая красота. Изумительная резьба, кто бы мог подумать…

Вешалка и впрямь была хоть куда. Черный мореный дуб, сложный орнамент из цветов и листьев, крючки, коих имелся не один десяток, тоже непростые – похожие на шахматные фигурки. Пешки пониже, фигуры старше повыше.

Сейчас, правда, вешать на эту замечательную вешалку им было нечего.

– Куда дальше? – мужчина оглянулся. – Гостиная? Кухня?

– Давайте на кухню, – решила она. – Вы, наверное, хотите пить?

– А вы разве нет? – удивился он. – Мы долго шли по жаре. Сегодня какое-то необычайно жаркое лето, вам не кажется?

– Вообще-то, кажется, – она задумалась. – А еще мне кажется, что… что тут какая-то ошибка.

– Почему вы так решили? – живо спросил он.

– Потому что сейчас не лето, – она нахмурилась. – Сейчас зима.

– Неужели?

– Да, да, точно! Сейчас зима, и холодно, и снег шел последние дни, и… – она запнулась. – Или мне показалось?

– Как знать, – он пожал плечами. – Ладно, мы обсудим это потом. Пойдемте на кухню, правда. Я действительно хочу пить.

Кухня обнаружилась в конце коридора, за тяжелой, массивной дверью, украшенной старинным витражом: богато расписанная супница, из которой торчит медный половник. Дверь в кухню соседствовала с дверью в ванную комнату, но она тут же поняла, что эта ванная – гостевая, наверху есть еще одна, уже хозяйская. Ее ванная. А это общая, сюда могут и гости зайти, если потребуется.

Мужчине – потребовалось. Он, не дожидаясь разрешения, первым делом прошествовал именно в ванную, и через секунду там зашумела вода – он мыл руки. Она хотела зайти следом, предупредить, что гостевое полотенце зеленое, но тут же поняла, что в этом нет необходимости, полотенце там сейчас всего одно, именно то самое, зеленое.

Ну и отлично.

В кухне оказалось чисто, просторно, и бесконечно уютно. Мебель деревянная, и шкафы, и рабочие столы все с той же сложной резьбой и орнаментами, потемневшие от времени; столешницы каменные, мойка, расположенная напротив окна, отливает красноватым бронзовым отсветом; краны тоже старые, с керамическими массивными вентилями; обеденный стол, стоящий посреди кухни, огромен, тяжел; а поверхность его покрыта плиткой… откуда-то у нее в голове всплыло слово «метлахская», но что оно означает, понятно не было. Вокруг стола стояли шесть стульев, тоже деревянных и массивных, на каждом стуле обнаружилась мягкая подушечка, обтянутая чуть выцветшим гобеленом.

– Здорово, – прошептала она, оглядывая кухню. – И сад из окна видно…

Сад было действительно видно, но рассмотреть его помешал вернувшийся из ванны мужчина. Он, по всей видимости, успел не только вымыть руки, но и умыться, и сменить воротничок – по крайней мере, тот выглядел совершенно новым и идеально чистым, а когда они входили в дом, она была готова поклясться, что пара пыльных пятнышек на воротничке все-таки успели появиться.

– Ну-тес, чего у нас на обед? – поинтересовался он, потирая руки. – Что-то я проголодался.

– На обед? – переспросила она. – Ой. Кажется, у меня ничего нет.

– Не может быть, – покачал он головой в ответ. – Проверьте в шкафах. Давайте-давайте, ну что же вы?

Кляня себя за недогадливость, она распахнула дверцы первого, самого близкого к ней шкафчика, и обомлела. Потому что там, за этой дверцей… Там было всё. Всё, что могло потребоваться для дружеского обеда на двоих.

Перво-наперво она вытащила на свет объемистую супницу, очень похожую на ту, что была изображена на витраже, даже половник похож. Супница оказалась холодной, значит, и суп в ней холодный, специальный холодный летний суп. Гаспачо, например. Или свекольник. Или окрошка. Она с опаской приподняла крышку. Точно, окрошка. Ну надо же.

Поставив супницу на стол, она извлекла из шкафчика салатник – помидоры, огурцы, редиска, много пряной зелени, какие-то листочки; затем последовали два соусника, затем – плетеная корзинка с хлебом, и еще одна, поменьше, с ложками, ножами, и вилками.

– Вам помочь? – предложил мужчина.

Она кивнула.

– Переставьте на стол, пожалуйста. Одну секунду…

Второе было горячим, и, чтобы не остыло до срока, оно помещалось в чугунных судках, заботливо прикрытых сверху тяжелыми крышками. Мужчина подхватил судки, тоже поставил на стол, а потом, секунду подумав, сказал.

– Сладкое потом, хорошо?

– Хорошо, – тут же согласилась она. – Мороженое. Оно растает, если его достать сейчас.

Глупость какая-то, пронеслось у нее в голове.

Это же шкаф.

Это не холодильник, это шкаф, тут тепло, мороженое (откуда она вообще узнала, что там еще есть, в этом шкафу?!) растает так и так, и…

– Ерунда, – махнул рукой мужчина. – Вот увидите, не растает. Садитесь скорее, такую окрошку нужно обязательно есть холодной.

Окрошка оказалась поистине божественной, если, конечно, это слово вообще допустимо в данном случае. Она съела одну тарелку, а вот мужчина скромничать не стал. Доев первую порцию, он тут же положил себе вторую. Впрочем, про салат он тоже не забыл.

– Рекомендую, – промямлил он с набитым ртом. – Пряная руккола и цветы настурции. С соусом из зеленого сыра замечательно.

Оказалось и вправду замечательно, но она съела совсем немного – после холодной окрошки ей захотелось чего-то горячего.

А горячим оказалось прекрасное мясо, медальоны из вырезки, с запеченными на углях овощами. Отдали должное мясу, потом сделали перерыв на компот, а потом настала очередь мороженого – пломбир в металлических вазочках, посыпанный грецкими орехами и политый шоколадным соусом.

– Шикарно, – констатировал мужчина. – Просто, со вкусом, добротно, и, главное, без всех этих лишних изысков.

– Не очень понимаю, – призналась она.

– Омары, устрицы, каракатицы, всякая экзотическая рыба или живность, в тысяче соусов и с несъедобным гарниром, – он поморщился. – Я, знаете ли, в еде непритязателен. Но… еда должна быть комфортной, если вы понимаете, о чем я. У любой расы, у любого вида есть комфортная еда и есть некомфортная. Ваше угощение было выше всяческих похвал.

– Но я ничего не делала, – она пожала плечами. – Еда просто была в шкафчике… почему-то.

---