Верба

~ 2 ~

«А если все зря?» – появилась мысль. «Впереди самый трудный отрезок пути, а у меня не осталось сил».

Радостные люди шли по домам, а я стоял возле ворот, сжимал ветку и отгонял дурные мысли. Не верилось, что справлюсь, и, что удивительно, разум так четко понимал неизбежность срыва, даже промелькнула мысль о надобности таких жертв ради поста. Мол, это же люди придумали ограничения в еде, а не сам Бог, а значит, какой смысл слепо следовать наставлению. Бог в нас, а не в еде. Неправильные мысли, но они все громче звучали, и, хуже того, у меня не было аргументов их опровергнуть. Наверное, поэтому дома специально ничего не делал: телевизор – диван, холодильник – кухня, – как мог убивал время, лишь бы не думать о работе. Впрочем, ближе к вечеру понимание, что новая трудовая неделя неизбежна, как локомотив, ворвалось в сознание. Лежишь на спине, в прихожей тикают часы… и мысли, долгие-долгие мысли.

Утром еле собрал себя по частям. Сонный, уставший и злой, пытался проснуться, запихивал в себя завтрак, запивая черным кофе. Движения на автомате, не помню, как до работы дошел, настолько хотел спать, и это нехороший знак. Явно надо возвращаться к обычной жизни.

– Дождь? – посмотрев на небо, удивленно прошептал я.

– Он слабый, бери арматуру, – подбадривал напарник. – Быстрее отнесем, быстрее перекур.

А небо затягивалось, и уже где-то вдали послышался раскат грома. Удивленный Петрович полез в телефон и, матеря синоптиков, приказал всем сворачиваться. Молчаливое бульканье чайника в бытовке и грустный взгляд прораба на усиливающийся ливень. Конечно, погода стройке не помеха, в любых условиях можно работать – выдать дождевики, поставить тэны, гидроизолировать все энерготочки, даже бетон можно заливать в такую погоду – есть специальные марки и технологии. Плотины же как-то строят, а там вода постоянно течет. И все это замечательно работает, но на других стройках, только не с нашим прорабом, здесь даже касок на всех не хватает, не говоря о дождевиках. Вот поэтому взгляд у Дяди Стёпы был грустный. А самое забавное, к вечеру, ровно минутка в минутку перед уходом домой, ветер разогнал тучи и кое-где появилось солнышко. Мужики немного бухтели, а я радовался, перед сном даже посмотрел погоду на завтра, надеясь на повторение такого денька, – но, увы, переменная облачность не давала шансов на халяву.

– Быстрее переодевайтесь, – бухтел прораб. – И так два дня впустую, кран уже едет, сегодня начинаем левую половину третьего этажа, а к концу недели, как хотите, будет бетон.

Бригадир молча раскурил сигарету и, изредка посматривая на парней, продолжил переодеваться. Идея ускориться не нравилась никому, но возразить нечего – действительно, два дня простоя. Тут подъехал обещанный кран, и, выдохнув, я пошел на подъем арматуры. Как говорится, спасибо и за два дня отдыха с таким прорабом. Но как только мы подняли первую партию железа, из кабины выбежал крановой, гневно жестикулируя, из мотора железного помощника тоненькой струйкой подымался сизый дым неожиданной беды. А потом даже на этаже был слышен мат прораба, но деваться некуда, работу никто не отменял, Петрович приказал попить кофе и тягать арматуры вручную.

На третьей ходке начал накрапывать дождь. Мы переглянулись с бригадиром, но прораб был непреклонен – мол, это и не дождь вовсе, так, пара капель, ничего страшного, можно работать. Продолжив тягать железо, вся бригада промокла, так что в обед мы развесили робы и, недовольные условиями труда, потребовали у бригадира отказаться выходить, если дождь не прекратится. И так пошли на уступки, тягаем на третий этаж железо. А дождь не прекращался, мало того, чинить в таких условиях кран было невозможно, и хотя прораб грозился лишить премии, после обеда никто не вышел на объект.

Вечером, парясь в теплой ванне, я поймал себя на мысли, что мышцы не так сильно забиты, а усталость куда-то подевалась, прожитые два дня в попытках нормально поработать прямо радовали. В зарплатный табель пошла галочка, а что еще нужно? Подумаешь, премии не даст, так с таким прорабом лучше без премии, он переработкой каждую копеечку премии заставит отработать. А нагрузки действительно стало поменьше: то дождь, то кран, то ветер пару раз обесточивал стройку, все эти форс-мажоры подбадривали. И вот так всю неделю, как бы сильно не давил Степан Алексеевич, всегда что-то мешало выложится по полной, до дрожи от усталости в мышцах. Вот так и прошла последняя неделя поста.

– Завтра надо залить этаж, – с ухмылкой заявил прораб в конце смены.

– Праздник, – послышался недовольный гул ребят.

– Давай на понедельник, – предложил бригадир. – Ребята и так выложились, этаж собрали, один день ничего не решит.

– В понедельник отгрузка цемента дороже, плюс логистика, мы пятые в очереди будем, по выходным заказов мало, поэтому можно и дешевле, и быстрее, – объяснял прораб. – На полдня выйдете, быстро зальем – и празднуйте.

Бригадир грустно посмотрел на нас, а мужики отводили взгляды, не соглашаясь работать.

– Завтра целый день солнце, – уговаривал прораб. – Два рукава, три бетоновоза на подхвате, за пару часов все сделаем.

Петрович, играя скулами, ничего не ответил, впрочем, молчаливого согласия мужиков хватило наглому Степану Алексеевичу, чтобы подтвердить бронь машин, и теперь хочешь не хочешь надо выходить. В глубине души возмущение просто раздирало мою нерешительность, хотелось кинуть робу и уйти с работы. Но покорные взгляды ребят из бригады остужали пыл, никто не кричал и не возмущался. Они смотрели на меня и улыбались так, словно завтра обычный день, а не светлый праздник, в который нельзя работать. Надо выйти работать – выйдем.

Утро Пасхи началось с куличей, яиц и поздравлений, деревянный столик в каптерке просто ломился от еды. Петрович лично достал литрушку вина и, подмигивая, разлил по чуть-чуть в пластиковые стаканчики.

– Ну че, готовы потрудиться? – громко пробасил прораб и уверенным шагом подошел к столу. – Твою мать, кто гвоздь кинул? – неожиданно вскрикнул он, а я чуть не выронил стакан.

– Покажи ногу, – попросил бригадир корчившегося от боли прораба. – Глубоко вошел. Как же ты так умудрился?

– Какой мудак гвозди из досок тут вынимал? – сквозь боль рычал прораб Стёпа.

– Кто тебе признается, – с улыбкой ответил Петрович. – Дай вытяну, – он с силой дернул, и ржавый изогнутый гвоздь предстал перед начальником. – Гнутый, кто знает, с каких пор он тут лежит.

– Надо в медпункт, – затягивая потуже ранку, прошептал Петрович.

– Знаю, что надо! – недовольно ответил прораб и тут же добавил: – Петрович, хватит чаи гонять, идите работать, кран подъехал.

И работа закипела, машины подходили одна за одной, крановой без суеты и лишних движений лихо управлял стрелой, и, действительно, за пару часов мы залили этаж. Аккурат к появлению раненого Дяди Стёпы. Прихрамывая, он подошел к водителю бетономешалки и стал что-то эмоционально говорить, а когда очередь дошла до нас, стало понятно, что Степан Алексеевич заказал еще одну машину, и пока машина едет, нужно сварганить опалубку для будущей крытой стоянки.

– Вот и городи опалубку сам, а мы после обеда поможем, зальем, – грубо ответил на этот приказ Петрович, и вся бригада пошла в каптерку.

Весь в поту, злой и с перебинтованным пальцем – видать, саданул молотком – через час прораб зашел в каптерку, вид у него был отчаянный. Не то чтобы профессиональные навыки подвели, нет, просто гвоздь не шел в дерево. И вроде знаешь, как правильно делать, но кто-то все время путает, и гора гнутых железяк да неправильно отрезанных досок – наглядный пример, что все пошло не так.

– Степан Алексеевич, бросай это дело! Давай налью красненького, разговейся маленько, никуда не денется опалубка, – достав еще один пластиковый стаканчик, предложил Петрович.

– Там машина приехала, – с дрожью в голосе прошептал прораб.

– Ничего страшного, подождет, – взял его под руку бригадир. – Попробуй, какие куличи моя жинка делает. Малой, налей ему вина.

И вот так, под смех и разговоры, мы встретили светлый праздник. Самый вкусный стол в моей жизни, я ел и не мог остановиться, но главное – это чувство выполненного долга, даже несмотря на все издержки трудной профессии. И только сейчас понимается, что это были не просто ограничения в еде, нет, это были испытания, после которых я уже никогда не буду прежним.

– Вкусно, Малой? – спросил Петрович.

– Божественно, – с набитым ртом ответил я. – Как будто в первый раз ем копченый окорок.

– Верю, – с улыбкой поддержал захмелевший Петрович. – А по-другому и не может быть, на то он и пост.