Мы собирали мои чертовы бумаги, наши руки постоянно соприкасались, (избитая фраза, что поделать), я нервничала, потому что от него шли то ли флюиды, то ли он обладал океаном харизматического обаяния, то ли излучал какие-то электрические потоки, (я абсолютно не разбираюсь в физике); а тут он еще возьми и заговори, черт его дери! От его голоса я просто сошла с ума. Он был низкий и я вся завибрировала от этих звуков.
– Я виноват и с меня чашка кофе, идет? Вы с какого курса?
– С пятого.
– Я тоже. Ну, до встречи.
Мы уже собрали мои бумаги, он помог мне подняться и я чуть не растаяла. Я видела, физически ощущала, что он торопился, но и уходить не хотел. Но он, все же, ушел, добив меня напоследок своей обворожительной улыбкой. Я изловчилась, выхватила телефон и шепотом сказала Ирке:
– Ирландия точно отменяется. Я уже все забыла и не хочу об этом говорить.
– Та-ак, – протянула Ирка с заметным облегчением. – Что еще случилось?
– Вечером, все вечером.
Я убрала телефон, глубоко вздохнула, длинно выдохнула и двинула в аудиторию.
Я шла и думала, что весь ужас моего положения заключается в том, что я, конечно, с пятого курса, но не студентка, а преподаватель современного русского языка, а он студент второго курса и ему, значит, где-то двадцать лет. Двадцать один. А мне уже все двадцать семь! И это тоже, в сущности, банальность. Этим сейчас никого не удивишь… Если только саму себя… Хотя… Вот ведь судьба – шутница… Она никогда не предлагала мне легких дорог, я всегда шла путанными тропками… Вот и сейчас – новая тропинка, но куда она меня приведет?.. И стоит ли туда идти?..
Нет, надо же такому случиться, что не успела я устроиться сюда на работу, мне тут же подсунули этот второй курс! Вот почему мне не работалось в педагогическом колледже? Я считала, что недостаточно там развиваюсь и мне захотелось большего, захотелось более благодарных слушателей. А еще мне захотелось поменять свою жизнь хоть самую малость…
И я направилась в гуманитарный институт! И вот, не успела прийти, как, похоже, влюбилась в молоденького студента. Ну, или, по крайней мере, очень увлеклась. Это же отвратительно! Я всегда это осуждала. Но что я, в конце концов, не устою перед красивым юнцом?
Может, это потому, что у меня нет детей. Сына. Взрослого сына. Тогда бы я всех двадцатилетних парней считала ровесниками моего сына и ничего бы во мне не ёкало. Но я никогда не была матерью. Нет, только не думать сейчас о материнстве! Нет.
И вообще, пора вспомнить, что у меня есть Петраков. Сегодня же вечером отправлюсь к нему жить, пока он не сопротивляется…
Ну, вот, я пришла. Я глубоко вздохнула и вошла в аудиторию. Да, целый концертный зал, это тебе не педколледж. Я кашлянула и громким учительским тоном завела:
– Здравствуйте… Меня зовут Эльга Сергеевна и я буду у вас вести современный русский язык. Уверена, что филологи – это почти философы, а философам это пригодится, поскольку безграмотный философ – это уже не философ, а непонятый гений, то есть, откровенно говоря, попросту неудачник. – Смешки студентов подействовали на меня самым благоприятным образом. – Итак, мои дорогие, мы с вами начнем с транскрибирования устной речи, уже страшно, не правда ли? – опять смешки. Я расслабилась. Обвела более пристальным взглядом ряды и застыла. На меня смотрел он, этот мальчик, о которого я споткнулась, образно и буквально выражаясь. Черт! Он что же, еще и на моем потоке? Эля, ты пропала! Он смотрел на меня, не отрываясь, и я не могла отвести от него взгляда. Гипнотизирует он меня, что ли? Наконец, я оторвалась от его созерцания. – Итак, начнем…
Я продолжала что-то говорить, а сама думала совсем о другом. Я думала об этом мальчишке. Интересно, а что он сейчас думает? Наверное, разочарован, думал завести легкий романчик со своей однокурсницей, а она оказалась взрослой теткой. Вот такой вот пердюмонокль! Или ему это все равно? Или наоборот, я стала ему более интересна? Одно дело завести роман со студенткой, раз плюнуть, а тут надо соблазнить препода, какой азарт!
Ну, что ж, если так, то я тебе, мальчик, не по зубам! Да, легко сказать. Я ходила и чувствовала на себе его взгляд, а по телу моему пробегала истома. Все-таки повезет какой-нибудь девице. Парень хорош собой, как молодой бог. Да, истинно учительское, литературное сравнение. Молодой, высокий, красивый, стройный… Стоп, Казакова, окстись. Сегодня же к Петракову, на вечер активного секса. Может, у меня какой-нибудь кризис? Или, наоборот, расцвет сексуальности?
Я опять невольно на парня. Он продолжал смотреть на меня. Нет, не без отрыва. Урывками, что-то черкая в тетради. Что он делает? Да он, похоже, рисует меня. Я покраснела. Ну, кто меня еще рисовал? Петраков? Не смешите меня! Никто меня никогда не рисовал.
– Сегодня я хотела бы выяснить, знакомы ли вы в общих чертах с транскрипцией. В принципе, это простая фонетика и это немного проходят в школах, при изучении букв и звуков. – Я посмотрела на него. – Вот вы, как вас зовут?
– Максим Севастьянов.
– Не могли бы вы что-нибудь нам затранскрибировать?
– Мог бы.
Он что, издевается? Тоже мне, нашелся остряк!
– Ну, прошу вас к доске, мистер Мог Бы.
В аудитории раздались смешки. Да, Максим Севастьянов, не на такую напали. Последнее слово всегда остается за мной! Не думайте, что потеряла от вас разум и силу воли. Что же это такое, в самом-то деле, а? Нельзя уж молодой женщине увлечься парнем, так это что, повод вообразить себя Казановой? Сопляк!
Севастьянов стоял у доски.
– Что-нибудь свое затранскрибировать, Эльга Сергеевна, или ваше?
– А вы тоже пишете стихи, Севастьянов?
Смешки студентов просто вдохновляли меня на новые подвиги.
– Тогда что-нибудь из Пушкина, – кивнул Севастьянов.
Ах, вот как, мистер Остряк?
– Давайте из Ницше, вам это будет ближе.
– Нет, я предпочитаю Шопенгауэра.
Ага, ты из той породы юнцов, которых нельзя переговорить и переспорить? Думаешь, самый умный?
– Странно, конечно, в вашем возрасте предпочтение отдается Фрейду.
– Фрейда я прочитал еще в подростковом периоде.
– И вам не понравилось?
– Это смотря в каком смысле. Как чтиво – понравилось, как теория – нет.
– Вот он, студент филологического факультета. Очень интересно. Чем же не понравилась теория Фрейда?
– Да он просто псих, Эльга Сергеевна.
– Почему же?
– Женоненавистник.
– Как и Ницше, я думаю.
– Фрейд унизил роль матери. И вообще, по его теории можно снимать триллеры с элементами эротики. Например, «Блудная мать». «Блудная мать-2». «Возвращение блудной матери». «Блудная мать возвращается снова». «Неотвратимость блудной матери».
Студенты в аудитории покатывались со смеху, а я окинула Севастьянова совсем не учительским взглядом. Интересный, однако, парень.
– Так, ладно, предположим, я с вами соглашусь, Севастьянов. Но значит ли это, что вам по душе теория Шопенгауэра?
– Какая из теорий?
– К примеру та, где затрагивается роль материнства и отношения полов.
– Я не согласен с тем, что мужчина видит в женщине исключительно будущую мать своего ребенка.
– Это когда у полов конфетно-буфетный период, а потом?
– Это смотря какая женщина.
– То есть, судя по вашему ответу, есть женщины-любовницы и женщины-матери, так?
– Если вы о теории Шопенгауэра, Эльга Сергеевна, то мужчина изначально видит в женщине будущую мать.
– По-моему, логично.
– У меня своя теория, Эльга Сергеевна.
– Интересно узнать. Не хотите поделиться?
– Я думаю, что мужчина любит женщину по совсем другим причинам, у каждого мужчины свои причины, интересы, пристрастия и предпочтения в выборе женщины. Но если мужчина не хочет от этой женщины детей, то конфетно-буфетный период заканчивается и они расстаются.
– Что ж. Вполне логично.
Судя по теории Севастьянова, меня никто никогда не любил.
– Все это красивые предположения. Дети должны появляться не от любви. Дети – это ответственность.
– Не согласен. Ответственность должна быть в отношениях сразу.
– Ах, вот так… Что ж…
Я непроизвольно кивнула. Странно, что у такой девицы, как я, воспитанной в строгих правилах, все отношения были безответственными…
– Интересный предмет философия, – протянула я, продолжая разглядывать Севастьянова. – Это искусство ездить по ушам и оставаться безнаказанным за свое поведение, нужно только правильно выбрать себе мотивацию, да, девушки?
Я оглядела аудиторию. Девчонки хохотали, парни хлопали в ладоши, кто-то засвистел, ну полное торжество разума!
– А ведь не все хотят детей, Севастьянов. Это какая из теорий?
– Я таких не знаю.
– Не знаете. А они есть.
– А вы будете вести у нас лекции по философии, Эльга Сергеевна? – спросил какой-то студент.
– Только на вечернем кружке. И только для девочек.
И тут я засмеялась вместе со студентами. Вместо транскрипции устроить невесть что! Бедлам, да и только. Цирк в огнях! А все из-за этого Севастьянова! Решил переплюнуть меня? Ха.
– Хорошо, мои дорогие, пофилософствовали и хватит. Займемся, все-таки, транскрипцией. – Я посмотрела на Севастьянова. Что же ты отмалчиваешься? – Ну, давайте, напишите что-нибудь. Свое или Пушкина.
Севастьянов выглядел каким-то растерянным. Еще бы! Будешь знать, как красоваться перед взрослыми тетеньками! Он написал на доске: «Любви все возрасты покорны». Каков наглец! Надеюсь, это без подвоха?