Нешелковый путь

Андрей Дубровский

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Дубровский А. А., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Описание книги

Меня зовут Андрей Дубровский. С 2015 года я путешествую – несколько раз лишался работы, делая выбор в пользу очередного странствия. Пять лет я собирал текстовый, фото- и видеоматериал из экспедиций по Армении, Ирану, Северному Кавказу и Русской Арктике. Настало время делиться – историями об удивительных людях и чертовски недооцененных местах для туризма, где стоит побывать каждому.

Чем живет современная Персия? Что скрывают горы Дагестана? Как забраться автостопом на самый краешек материка – к берегам Северного Ледовитого океана и взойти на главную вершину России и Европы – вулкан Эльбрус?

Следуй за мной, забирай полезное и красивое, спорь с текстом, бери билет и – марш в путешествие.

Глава 1
На краю материка

В этой главе речь пойдет о путешествии на Русский Север: зимнем автостопе через Карелию и Кольский полуостров – прямо к берегам Северного Ледовитого океана. Как самому организовать спонтанное путешествие, пропасть в русской глубинке, затеряться на северных окраинах России, добраться до океана дикарем, автостопом, где жить, что смотреть и как выжить – рассказываю.

По карельской тайге – то пешком,
         то в салоне авто.
Мчим на север, рюкзаки сорок литров
         под завязку забиты шмотьем.
Мне легко – груз тревог и проклятий
         оставил в столичном метро.
И теперь впереди – километры дорог:
         лес да поле и редкий сельпо.

Нас здесь двое, но по жизни – один.
         Вещь в себе. Кот в коробке.
То ли жив, то ли мертв. На плаву иль на дне.
Бреду по тропе – под светом холодного солнца.
И не жду ничего, не ищу никого.
       Мой маршрут прост, как крест, —
Лес, харчевня, попутка и хостел.

Из окна то ли поезда, то ли авто – вижу озеро.
       Там, вдали, – остров.
А за ним – волны сопок с зеленой каймой.
       Поворот. Привокзальная площадь.
Утром – ранний подъем, быстрый сбор:
       каша с фруктами, чай с чабрецом.
С рюкзаком, котелком – кувырком,
       оставляем свой временный дом,
Выходя на обочину трассы.

Наступил Новый год. Я, собрав походный рюкзак, прыгаю в дальняк Москва – Петрозаводск в компании едва знакомой девчонки, чтобы отправиться в путешествие автостопом к Северному Ледовитому океану, предварительно заскочив к берегам Ладожского озера. Маршрут в полторы тысячи километров занял две недели. Дважды нас подвозили священники, трижды – бывшие зэки и еще – ветеран чеченской кампании.

Высадились на перроне Петрозаводска, глубоко провинциальной столицы, обросшей серыми панельными коробками поздней советской застройки. Внутри прямоугольных дворов прятались покосившиеся черно-бурые бараки – еще жилые.

Отсюда путь лежал на север. Нас было двое, у нас была какая-то тактика: двигаться на попутках в светлое время суток – и желание оказаться за полярным кругом. Конечной точкой маршрута было объявлено село на берегу Баренцева моря (океана), где снимался «Левиафан» Звягинцева.

Впереди – Питер, позади – Мурманск. Шагаем по обочине автотрассы. Стемнело с час назад. До ближайшего города – двадцатка. Километров.

Я называю это проблемой, Катя Миронова – вечерней прогулкой. Из нас двоих путешественник вроде я. Но в моих штанах сыро и холодно, а в ее глазах – щенячий восторг.

Мы – среди километров карельской тайги, за лесом журчит водопад Кивач, холодные мутные воды которого пробиваются через толщи снега, срываясь вниз каскадом. Планировал к вечеру вернуться в Петрозаводск, но не учел, что темнеет здесь рано. Время упущено – в спину то и дело бьет свет дальняков, мимо проносятся десятки авто. Но никто не берет.

Распинываю придорожную слякоть. Пальцы мерзнут в прохудившихся ботинках. Катя предлагает согреться стоянием на гвоздях. Да, эта женщина взяла в поездку самодельную доску с гвоздями.

До этого дня я видел Катю Миронову всего несколько раз на мероприятиях у друзей, мы не общались. Она заинтересовалась поездкой к Северному Ледовитому океану на машине с моим близким товарищем. Но после его внезапного отказа я оказался на трассе «Кола» (Питер – Мурманск) в компании блондинки с гвоздями.

Даже мелкие неудачи способны выбить из седла и разгерметизировать самоконтроль. Самообладание рассыпается, как бусины по полу. Как-то в крупной московской газете была опубликована моя новость с заголовком «Под ПарижОм» – редактор предложил уволиться, указав десяток моих недостатков, несовместимых с работой, и посоветовал переучиться на другую профессию, пока молодой.

Страх облажаться – один из долгоживущих и энергозатратных ужасов, что зудят в подкорке, удушая и нейтрализуя волю к действию. Страхи берут верх и в круговороте месяцев не дают глотнуть свежего воздуха, начать играть в свою игру. Даже когда удается отвоевать кусочек пространства своей маленькой жизни, страхи укрываются, ожидая реванша. Движение к смелой и свободной, наполненной жизни – постепенный, не линейный процесс, чреватый множеством глупостей. Бездействие не ведет ни к чему и стоит слишком дорого. Эскапизм опаснее эскапады.

Попутками добрались до развязки, откуда дорога вытянулась в сосновый коридор на Петербург. Запрыгнули в салон к местному. Он спешит в Северную столицу на заработки: вахтой пахать водителем, потом месяц оттягиваться дома, в кругу семьи. Говорит, в Карелии денег не заработаешь, платят тыщ пятнадцать-двадцать.

Работоспособная молодежь бежит из Карелии в Петербург, оставляя республике стариков. Обезлюдели не только села, но и городки, причем все. Людей теряет даже столица – Петрозаводск.

Республика пережила 1000 дней оккупации финскими войсками, которые в 1941 году захватили советскую Карелию, примкнув к коалиции Германии, – в Петрозаводске финны обустроили для русского населения шесть концлагерей на окраинах столицы, в них от болезней, скученности и тяжелых условий сгинуло до 7,5 тыс. человек^[1]. Городу добавили разрушений и свои: при отступлении части Красной армии уничтожили множество критически важной промышленной и энергетической инфраструктуры, сгорели районы деревянной застройки. А при освобождении города по нему отработали реактивной артиллерией – «катюшами»^[2].

C войны ушло полвека, но безлюдный край рек и великих озер стал еще безлюднее, республика вымирает: с 1990 года ее население сократилось с 792 тыс. человек до 599,6 или даже 533 тыс., то есть на четверть или даже на треть, – данные Карелиястата и Всероссийской переписи населения расходятся^[3], ^[4].

Все же есть и обратный тренд: в Карелию едут трудовые мигранты из других регионов и стран СНГ, москвичи и петербуржцы встают в очередь за бесплатным «арктическим гектаром» в Карелии или закупаются здесь квартирами^[5], ^[6].

Пересадками дотянули до поселка Ильинского, живущего только племенным хозяйством, – лидера по производству молока в республике. Был еще Ильинский лесозавод 1929 года постройки, да схлопнули московские собственники^[8]. Молочное хозяйство, надо сказать, из самых затратных и рискованных. Ферму в селе построй, коров корми дорогими кормами и добавками, а молоко те начнут давать, как «раздоятся» – года через два-три, а ферму окупят лет через десять-пятнадцать…

Идем через леса к запрятанной в тайге турбазе. Катя в восторге от разноцветного пушистого мха, катается по нему, как заводной апельсин, – кошкой по ковру или скалкой по тесту. Разулась и ступает голыми ноженьками да по земле-матушке. Мне поручено стать фотографом и запечатлеть сии чудесные мероприятия.

По возвращении в избу с мансардным потолком втянулись в крестьянский быт. Катя готовит яства – чай и пшенку, ваш покорный слуга – по дрова и топит печь.

Без моего согласия приютили с улицы красивую кошку. Облежав все кровати, зверь заинтересовался доской с гвоздями, предназначенной для просветления человеческих особей. Но стояния не случилось. Кот познать дзен не рискнул – как и я, надо сказать.

Затемно дотопали на Ладожское, чтобы подглядеть, как просыпается стихия. Выйдя из леса, швырнул рюкзак и рванул вдоль береговой линии, бегом по песку, мимо замерзших луж, к полуострову, что виднелся вдали.