До меня доносятся приглушенные звуки из обычного мира, оставленного за спиной, но я, закутанная в свой серый плащ, защищена как от звуков, так и от холода, что становится все сильнее и сильнее. Многолетняя практика помогает мне контролировать дыхание и снова войти в транс. Я доверяюсь ритму бубна в руках Майкла Харнера и позволяю ему вновь погрузить меня в видение.

Бурые камни высятся справа и слева, подобно колоннам, их шероховатая поверхность испещрена письменами, смысл которых стерся ветрами бессчетных лет. На одном из них сидит ворон, нетерпеливо трепеща крыльями. Очевидно, что птица невысокого мнения о моих умственных способностях, но она ждет, что я отправлюсь за ней вслед.

«Ты спрашивала о наставнике… – говорит она мне. – Именно к нему я тебя и веду».

Я не спорю. Я бы никогда не осмелилась назвать птицу своей союзницей. Особенно эту, Праматерь воронов, чей язык такой же острый, как и ее длинный клюв.

Но я думаю, что она собирается научить меня тому, что я хочу узнать…

Праматерь Воронов появилась в первый день сессии и заявила, что желает принять участие в мероприятии. Этот первый контакт описан в моей книге Trance-Portation^[11]. Во время второго путешествия Харнер велел нам отправиться в Верхний Мир и разыскать там учителя в человеческом облике. Но я совершенно не ожидала того, что произойдет, когда некто, кому я доверяю, бьет в бубен, а я не отвлекаюсь на заботу об остальных. То, что начиналось как упражнение для активного воображения и визуализация путешествия, достигло такой степени вовлеченности, которую я никогда раньше не испытывала. Но могла ли я поверить в происходящее?

Знание – это обоюдоострый инструмент. Я с детства увлекалась мифологией, получила степень магистра в этой области, а годы эзотерического обучения и практики познакомили меня с великими мифами Европы и их значением. Однако я страдала от расхождения между рациональным знанием и духовным познанием-гнозисом, от расхождения, которое является бичом образованного западного человека. Поэтому личное восприятие и собственный опыт казались мне менее ценными, чем знания из учебников или даже жизненный опыт «одаренного» человека.

Кроме того, у меня была еще одна причина для подозрений. Я писательница, я создаю архетипы, образы и те символы, которые мы именуем словами. Когда я искала животное-союзника в Нижнем Мире, то поняла, что означает ворон, который явился ко мне. Но именно потому, что я сразу узнала его, легко было заподозрить себя в том, что я выдаю желаемое за действительное. Если бы я придумывала союзника для персонажа одного из своих романов, то, возможно, выбрала бы ворона. И это тоже было бы поводом для сомнений в том, что именно я услышала. Я зарабатываю на жизнь писательством. А может быть, я прямо сейчас придумываю что-то еще?

«Говорил тебе кто-нибудь, что ты слишком много думаешь? Заткнись и иди за мной!» – ворон хлопает крыльями и летит дальше.

Путь тяжел, но я зашла слишком далеко, ждала слишком долго и слишком страстно этого желала, чтобы сейчас сойти с него. У меня нет выбора. Я должна следовать за птицей.

За колоннами лежит каменная арена, на которой ждет меня некто в широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Складки его серого плаща словно высечены из камня. Незнакомец оборачивается, и я вижу копье в его руке, седые волосы и единственный глаз…

Нет. О нет. Ворон, что ты пытаешься сделать со мной?

Богиня Фрейя или, может быть, мудрая язычница-ведьма – вот кого я ожидала встретить и кому я была бы рада. Но в этот момент я окончательно убедилась, что происходящее со мной – вовсе не сон, поскольку узнала ожидавшего меня бога. Я всегда была осторожной, ведь ни один здравомыслящий человек не будет просить Одина, чтобы тот научил его магии.

Причины такой моей реакции нуждаются в объяснении. Для Рихарда Вагнера, сочинявшего свои оперы в XIX веке, этим богом был Вотан, размышляющий о судьбе и кольце всевластия. Для Снорри Стурлусона, писавшего в XIII веке, одним глазом поглядывая на христианских священников, а другим – на поэтов, этот бог был Всеотцом, покровителем королей и скальдов, воздававших ему хвалу. Для авторов саг он был переменчивым Владыкой Битв, дарующим победу или забирающим героев в Вальхаллу. Кто бы выбрал такого бога в качестве наставника?

Но в собрании поэтических текстов, именуемых Старшей Эддой, появляется другой образ. Здесь мы видим Одина – искателя знаний, мастера рун, певца заклинаний, чей восьминогий конь Слейпнир несет своего хозяина даже в страну мертвых. Продолжая свои попытки эвгемерезировать^[12] богов в «Саге об Инглингах», Снорри показывает Одина как мастера весьма специфической магии.

Один был многозначен в глазах своих почитателей из германских племен, но прежде всего он был богом экстаза. Его сопровождали два ворона, которые приносили ему знания со всего мира. Он добыл руны и мед поэзии. За глоток воды из колодца мудрости он отдал собственный глаз.

Дары Одина человечеству – это дары расширения сознания. Для тех, у кого хватит силы духа усвоить его уроки, Один – великий учитель магии.

О характере этого знания можно судить по нескольким обрывочным упоминаниям в Эддах (Старшая Эдда, сборник древней поэзии, и Младшая Эдда – сочетание поэзии и прозаических комментариев, написанных Снорри Стурлусоном, чтобы объяснить стихи) и в сагах. В скандинавской литературе существует своеобразная поэтическая стенография поэтических метафор и аллюзий, которые предполагают, что слушателю заведомо известны те истории, к которым они отсылают, но вот только не все эти истории дошли до наших дней.

По словам Снорри, воины Одина шли в бой, будучи опьяненными боевым неистовством. Тот, кто сражался храбро и с ликованием, получал свою награду в Вальхалле. Воины, рискнувшие отвергнуть бога, которому они посвятили собственные жизни, погибали в бесчестье. Возможно, те конунги, которые считали Одина не заслуживающим доверия, не понимали, каких обязательств требует бог и какую помощь он готов оказать. Возможно, именно это произошло с нацистами, которые взяли из древней традиции лишь то, что было им удобно (и извратили), а тех мастеров рун, которые были с ними не согласны, отправили в концлагеря, и в конечном счете их настиг собственный Рагнарёк. Такова судьба всех тех, кто пытается использовать этого бога в корыстных целях, применяя его магию для собственной выгоды, а не для процветания мира.

Я полагаю, что именно в этом в конечном счете и заключается секрет одинической магии – ее притягательность, а также ее ужас. История Одина подтверждает следующую истину: тот, кто хочет следовать его путем, не может сойти с него или остановиться, он должен быть готов пожертвовать собой ради мудрости. В этом весь Один. Это была сила (назовете ли вы ее архетипом Мудрого Старца или богом), которая выбрала меня…

И вот я, зная все это, оказалась с ним лицом к лицу.

Ворон сидит на одном из камней. Птица смотрит на меня, словно мать на дитя, которое только учится ходить. Готова ли я отдать то, что может потребовать Один? Я боюсь его, но я понимаю его. Руны говорят со мной. Культура, из которой он пришел, ближе всего к моей собственной.

Я знаю, что если откажусь, то потеряю и ее.

Бог смотрит на меня.

«Зачем ты пришла сюда? Чего ты хочешь от меня?»

«Я хочу изучать северную магию…»

Он вздымает свое копье.

Все те годы, что я терпеливо практиковала медитацию, визуализацию и все остальное, я страстно желала, чтобы со мной произошло нечто неожиданное и ошеломляющее. Когда же это случилось, я была благодарна всем дисциплинам, которые изучала. Мне показалось, что в мое солнечное сплетение вонзилось копье, а следом хлынул поток света. Дрожь пробежала по всему моему телу. Я лежала, подергиваясь и хныча, будучи на грани потери сознания, слыша лишь монотонный стук барабана.

Когда темп ускорился, чтобы вернуть нас в мир чувственной реальности, мне пришлось выдержать настоящую битву за возвращение. Я ухитрилась взять под контроль ритм собственного дыхания и использовала его, чтобы успокоиться и расслабиться. Когда я наконец-то смогла открыть глаза, мне понадобилось потратить немало времени, чтобы окончательно заземлиться и снова нормально двигаться, чтобы пойти и что-то съесть. Сэндвич с индейкой и сыром завершил процесс восстановления связи духа и тела.

С тех пор я встречала других людей, прошедших через встречу с копьем Одина: одни получили укол в солнечное сплетение, а другие – в сердце. Но чего я не ожидала – так это того, что, однажды появившись в моей голове, бог останется там навсегда. Он не возражает против моих контактов с другими богами: наоборот, все выглядит так, как будто он сам жаждет встретиться с ними через меня. Он стал моим fulltrui^[13], тем, кому я полностью доверяю и с кем (или, точнее, на кого) я на данный момент работаю уже тридцать лет.