Читать онлайн «Под красной крышей»

© Лавряшина Ю., Лавряшина А., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Бумажная дверь

Анастасия Лавряшина

Рассказы

Долг

В вату дыма рвется дождь. Цокот каблуков. Скрип половиц.

– Он даже не отдал долги!

Хозяйка сжимает засаленный фартук. Мнутся сухие мясистые губы. Марфа кивает, и острый подбородок рассекает затхлый воздух. Дверь в подвал открыта. Девушка нагибается и, согнувшись, спускается. Во тьме притаилась трупная вонь.

Цок. Цок. Вместе с каплями дождя она скатывается. Остановившись возле еще одной дверки, Марфа достает спички и зажигает свечу. Пламя настороженно вспыхивает и начинает извиваться.

В комнате холодно. Свет ластится к облезлым стенам в зеленке грибка и к желткам разводов на потолке.

Труп мужчины свисает с потолка, тонкая шея обтянута прочной веревкой. У ног валяются матрасы и топор. В сиропе крови, словно мухи, застыли две девочки лет пяти. Их золотистые волосы раскиданы по рваным подушкам.

Марфа встает на колени, кладет свечу и всматривается в сонные лица детей. Вокруг нет ничего. Ни стола, ни стульев, ни шкафа. Только их матрасы и валяющаяся табуретка.

Бедность бегает по углам комнатки.

Слышатся шаги. Марфа оборачивается. Мишка машет ей рукой и вваливается.

– Уносим? Тут и делать нечего.

– Нечего. – Она еще раз нервно осматривается и поднимается.

Мишка свистит. Бег по лестнице. Трупы прячутся в прозрачных мешках, словно гусеницы. Их единственные бабочки – это прах.

Марфа оттягивает горловину водолазки, выходит из дома.

– Так, а деньги? Кто вернет мне деньги? – открывается хозяйкин беззубый рот.

Марфа вгрызается в старуху взглядом, и желваки напрягаются на ее лице. Она перебегает дорогу, и дождь воем прокатывается по улочке.

Свитерник

Свиными ушками сжимаются сухие листья, укрывшие дрожащую землю сада. Ограда прорезает дождь. Октябрь скачет ветром и бурчит в лужах пузырями.

У тебя острое скуластое лицо, напоминающее маску. Рукавом смешного пестрого свитера в комочках шерсти вытираешь красный нос. От тебя сильно пахнет одеколоном, и я даже чихаю. Ты поворачиваешься, улыбаешься и ускоряешься. В руках у тебя пакеты.

Бритая голова мелькает все дальше и дальше. Ты выскакиваешь за ворота и перебегаешь мостовую. А там уже останавливаешься и смотришь на серые резаные части неба. Смеешься так радостно и громко, будто эта мерзкая погода самая лучшая для тебя.

Время идет быстрее меня. А я запуталась в сети переулков. С трудом переставляю ноги. Стопы зудят, пальцы стерты уже в кровь. Холод подгоняет вечер. Огни домов разжигают окна-звезды. Я кутаюсь в старый плед, который подобрала у помойки, и иду куда-то. Усталость пробегает мурашками по телу. Хочу спать.

– Лучше бы тебя не было.

Эта мысль меня не покидает. В моем животе поселился паразит. Периодически толкает в бок, словно злится. Без него все было бы легче… Пустые улицы усмехаются и кривятся. Мне одиноко и тошно. Кажется, что во мне нет и одного сердца. Я устало сажусь на размягченные каменные ступени.

За спиной дверь, ведущая в какую-то лавочку, и над ней горят разными цветами камни мозаики. Значит, лавка еще не закрыта. Щурюсь на деревянную вывеску рядом, покачивающуюся от ветра. «Свитерник».

– Странное название…

Я поднимаюсь с кряхтением и стучусь. Может, мне разрешат хотя бы попить воды?

Торопливые шаги. Дверь открывает тот бритый парень, которого я недавно видела. Он снова мягко улыбается и отходит, чтобы я прошла:

– Очень рад вам, заходите. Сейчас так морозно, садитесь к камину. Я принесу вам какао. Хотите?

От растерянности я лишь киваю и откидываю в сторону плед. Парень закрывает дверь и идет на кухню. Я усаживаюсь в кресло возле потрескивающего огнем камина. Снимаю обувь и опускаю ноги на теплый ворсистый ковер. Пытаюсь отдышаться после тяжелого дня.

Мысли мои разбегаются. Но я понимаю одно: меня ничего не ждет в будущем. Сейчас мне надо родить, как-то попав в больницу, сбагрить ребенка в приют, может, тогда посчастливится устроиться на работу.

– Не стоит, дорогая. – Он ставит какао на столик рядом, чуть отодвинув книги.

– Вы о чем?

– Знаете, что вам надо? Свитер. Хороший свитер. Сейчас подумаю, какой вам подойдет. Хм…

Он идет к напольной вешалке и перебирает свитера.

– Да о чем ты, не пойму. Не надо мне. Спасибо, что позволил погреться.

Залпом выпиваю какао и морщусь от жара. Мотаю головой и поднимаюсь, чтобы уйти, но он смотрит на меня серьезно:

– Садитесь, я не оставлю вас в этих лохмотьях.

Я ежусь от его холодного голоса и сажусь обратно. Он выдергивает из груды одежды свитер, подходит и протягивает мне. Зеленый с красными сердечками. Нелепый.

– Зато уютный, – улыбается парень.

Хмурюсь. Он мысли мои читает, что ли? Беру свитер и натягиваю его. Ощущение тепла разливается по моему телу. Это чувство можно сравнить с тем, что испытываешь на высоте. Захватывает дух. Так странно. Но в этом свитере я чувствую себя защищенной. Глажу живот и засыпаю.

Я просыпаюсь, когда за окном синева поет соловьями и пищит воробьями. Повозки проносятся с ржаньем лошадей и криком кучеров. Слышится усталый хрип: «Помидоры, огурцы».

– О, ты проснулась наконец!

Он подходит и ставит поднос с чаем и бутербродами.

– Поешь хорошенько, у нас много работы сегодня. Ты будешь за прилавком, я все объясню. А мне надо будет развезти заказы.

Я выдавливаю только: «Чего-чего?» Ребенок пинается. Улыбаюсь.

Бумажная дверь

Ивона сидит на траве. Наматывает на палец стебель одуванчика. Сок молочный льется к ее коленям. Она ухмыляется и отряхивает руки. Рядом с ее сумкой валяется венок.

Я завожу двигатель, и он начинает мурчать. Отхожу к Ивоне и прикрываю лицо от солнца:

– Поехали дальше.

– Поехали. – Она поднимается.

Наш путь пахнет цветами лаванды, которые она возит с собой, жуется жареной на костре курицей, тает на языке мороженым и леденцами, звучит песнями «Моторамы». Мы стараемся не думать о том, что нас ждет.

Но уже через три дня мы прибываем в город. Нас просили приехать, но мы знаем, что везде, куда нас зовут, воцарилось несчастье. И мы летим туда, где все больны. И мы не видим здоровья.

Здесь разбитая дорога, билборды где-то разрушены и изрисованы граффити. Из-за серого неба, где золотятся облака, город кажется пустым и мрачным. Наверное, это еще потому, что все дети, кроме одной девочки, исчезли.

Люди проползают тенями. Ивона натягивает кофту. Мы подъезжаем к белоснежному зданию администрации города. Паркуемся. Нас выслушивают, обыскивают, смотрят документы и отводят наконец в кабинет главы.

Мэр оказывается мясистым мужчиной, унылым выражением лица, похожим на бассета. Мы усаживаемся напротив него.

– Вы в курсе общей ситуации. Дети просто испарились неделю назад. Полиция ничего не нашла. Нам посоветовали обратиться к вам. Вы же эти… как их… Шаманы, да?

Ивона сглатывает смех и давится.

– Ну уж не шаманы, – улыбаюсь я. – Лучше называйте нас охотниками за нечистью.

– Один черт. То есть фиг. – Он вздыхает и задумывается.

Потом постукивает толстыми пальцами по столу, вытаскивает из ящика стола стопку папок. Они блинами растекаются перед нами.

– Здесь вся имеющаяся информация о детях. А ребенка всего тридцать три.

Мы киваем и берем досье.

Вечер проводим в гостинице на кровати, читаем про детей и день их пропажи. Ивона усаживается по-турецки и осматривается:

– Я тоже из этого клоповника исчезла бы.

– Тише, прекрати. – Я кидаю в нее папку.

Она трет голову и смеется:

– Ну правда. Паш, я совсем не понимаю, что их связывает. И кому они понадобились?

– Надо пообщаться с их родителями.

– И с оставшейся девочкой.

– Да. А сейчас спать.

Весь город уже знает про нас и выглядывает с любопытством из окон. Особенно все таращатся на Ивону. Конечно, ее наряд хиппи везде вызывает вопрос: в каком мы году живем? Но ей плевать. Она гордо бренчит подвесками и сверкает фенечками.

– Под тисовым деревом пела мне мать,
И я понимала, мне рано еще умирать.

Помню, как-то я спросил ее, почему она так любит песню про тисовое дерево? И она рассмеялась: «Так ведь мое имя означает тисовое дерево».

Ивона проводит пальцами по пыльному забору. Из дома в дом кочуют наши вопросы. Потом в школу и детский сад.

Она плюхается на кровать и раскидывает руки:

– Я уверена, что это все бумажный демон.

– С чего бы? – стягиваю футболку.

– Да все эти чудо-граждане просто обычные лицемеры! – выкрикивает она, но потом переходит на шепот. – Меня чуть не стошнило.

– Были видения?

– Не хочу об этом говорить.

Ее голос срывается, и она кутается в одеяло.

– Они бьют детей?

Она молчит. Значит, некоторые и хуже.

– Давай сбежим отсюда. – Ивона утыкается в подушку. – Детям будет лучше в мире иллюзий, что для них создали.

– Но ведь их души…

---